Объединение Молдовы и Румынии: миссия невыполнима.

Румыния рискует потерять статус члена ЕС?

Объединение Румынии с Республикой Молдова уже не является не только выполнимым, но и желанным проектом. Только 15 процентов молдаван хотят объединения, а Румыния не сможет осилить стоимость поглощения самого бедного государства в Европе. Плюс ко всему, объединение породит ревизионистские интерпретации среди стран-соседей и создаст геополитические проблемы.

Такое мнение высказал для издания Ziare.com Октавиан Милевски, политолог, специализирующийся на постсоветском пространстве, в данный момент – координатор проекта Международного фонда сотрудничества и партнерства в странах черноморского и каспийского бассейнов.

В самом оптимистичном варианте стоимость объединения административно-территориальных систем двух стран, налоговой системы и инфраструктуры оценивается в 20 миллиардов евро. Кроме того, очень сложно предсказать реакцию ЕС. Объединение не приведет автоматически с европейской интеграции Молдовы: «Можно ли представить, что 28 европейских столиц ратифицируют подобную стратегию или действия по объединению? Ясно, что объединение и интеграция – не синонимы?».
Октавиан Милевски отмечает, что большинство населения Молдовы хочет интеграции в ЕС, но только 15 процентов благоприятствуют объединению, а настойчивость в этой области может привести к отторжению, а не к приближению.

Снова начались разговоры об объединении Румынии с Республикой Молдова. В Бухаресте был организован марш по этой теме. Считаете ли вы, что этот проект выполним?

Я не верю в выполнимость этого предполагаемого проекта и у меня много вопросов по поводу его желанности в краткосрочный и долгосрочный период. Не хочу себя позиционировать как противника объединения в принципе, у меня нет сомнений, что в один прекрасный день два румынских государства смогут всерьез обсудить эту важную тему. Однако понятно, что при объединении в ближайшие десятилетия Румыния не особенно наполнится территориально-демографически. Этот акт вызовет ревизионистские интерпретации у некоторых  стран-соседок, не приблизит к процветанию и большей безопасности (Молдова – самая бедная страна в Европе), потому что повлечет за собой геополитические проблемы практически нерешаемые.

 Почему такие марши не проходили в начале 90-х годов или позже? Что изменилось?

Те 5 тысяч участников марша объединения 20 октября – это в большинстве своем бессарабская молодежь, которая нашла в объединительной тематике механизм спасения, канализировав собственную социальную фрустрацию.  Не сложно понять, что эта молодежь демонстрирует искренние чувства, но, тем не менее, анахроничные.  Почему? Одним из объяснений может быть запоздалый рост национального самосознания бессарабцев, а другим – полученное в Румынии образование.
Большинство этих молодых людей получили образование, лицейские и университетское, в Румынии, и акт объединения им представлен как главное событие национальной мифологии. Однако важной деталью является тот факт, что по мере продвижения по социальной лестнице они охладевают к объединению, склоняясь к более прагматичной модели двух румынских государств.
После социализации при помощи учебников истории и общего образования, которое создает правильных и настоящих румын, молодые бессарабцы в Румынии имеют возможность сопоставить привитые идеалы с повседневной действительностью, которая не располагает к унионистскому энтузиазму. Таким образом, в измерении социальных достижений объединение становится для большинства из них второстепенной темой.
Если для продвижения объединительного имиджа мы попытаемся вывести на улицу через десять тех же участников Марша объединения, я не думаю, что выйдет больше, чем 10 процентов из них.
Существует политическая партия, Народное движение, которое сделало это объединение стратегической целью.
Я бы не стал ссылаться на всю эту партию, как на двигатель унионизма, скорее, на одного из её лидеров. Это интересный случай, но он разнится с описанием бессарабской молодежи, приведенным выше. Этот лидер сделал из объединения мантру, базу для расширения институциональной инфраструктуры. Главная цель ясна – электоральный ресурс объединительного месседжа, ресурс для предвыборной политической легитимации.
Он, однако, забывает, что политическая легитимация эта исходит от бессарабцев, которые не проживают в Румынии и выстраивают иначе электоральные предпочтения. Сюда же относится и конъюнктурный интерес к судьбе украинских или сербских румын, но такая электоральная база демонстрирует явные недостатки.
В то же время нельзя говорить, что интерес к объединению, возникший в последнее время, подстегивается эксклюзивно этим молодым политиком. Существуют ассоциации молодых бессарабцев, которые финансируются в том числе Департаментом по румынам отовсюду, иногда и под руководством этого партийного лидера. Есть и другие неправительственные организации, которые явно или косвенно продвигают идею объединения, пользуясь даже иностранными источниками финансирования.
Существуют также университетские и исследовательские центры, которые продвигают объединительный дискурс из этно-центристской, но, в то же время, геополитической и реакционной логики. В этом контексте возникает вопрос: насколько продвижение этих идей вызвано искренними чувствами, и насколько - холодным расчетом? Вопрос этот остается открытым, и ответить на него можно будет в ближайшем будущем.

Может ли моделью объединения для Молдовы и Румынии считаться ГДР и ФРГ?

Эта неудачная аналогия, к сожалению, муссируется в румынских медиа. Для начала немного истории. Во-первых, две Германии были оторваны друг от друга на 30 лет. В случае с Бессарабией речь идет о 154 годах российской или советской администрации. Во-вторых, исторически территория Германии была единой на протяжении 1000 лет. В случае с территорией, называемой сегодня Республика Молдова, речь идет о территории валашской, впоследствии – румынской, сравнительно периферийной, но все же не лишенной важности. Даже в межвоенный период Бессарабия была периферией, которую Бухарест спешно покинул в 1940-м году после ультиматума СССР. Посмотрите для сравнения, как повела себя Финляндия в ответ на аналогичный ультиматум.
В-третьих, контекст, в котором объединились две Германии, был исключительным с точки зрения переговоров между сверхдержавами того времени, а также крупными европейскими игроками, в особенности Францией и Великобританией. Де-факто, объединение Германии было одним из условий окончания холодной войны. В нашем случае очень сложно представить контекст, в котором ЕС вместе с США и Россией сядут за стол переговоров, чтобы обсудить воссоединение Румынии с Республикой Молдова.
Ну и наконец, подсчет стоимости объединения двух Германий начинается с тех 40 миллиардов, уплаченных СССР в 1991 году в форме очень дешевых кредитов. Впоследствии ФРГ инвестировала на протяжении двух десятилетий сотни миллиардов марок или евро в бывшую ГДР. Возвращаясь к нашему случаю, с горечью следует констатировать, что Румыния с трудом инвестирует в собственное развитие до 2014 года 25 миллионов ежегодно из тех 100 миллионов, по которым были взяты обязательства. За три года Румыния смогла выделить на это только 17 миллионов.
Возникает вопрос, какими финансовыми средствами должна обладать Румыния, чтобы приблизить Республику Молдова хотя бы к уровню своего среднего региона? В 2007 году были опубликованы расчеты стоимости объединения, и по самому оптимистичному сценарию административно-территориальное, налоговое и инфраструктурное объединение потребует 20 миллиардов евро. Ну, что скажите? Мы хотим объединяться?
И все же пример, которому мы должны следовать, имеется в германском мире. Немцы постепенно научились жить в разных государствах, в Германии, Австрии, Швейцарии, Лихтенштейне, Люксембурге. И следует подчеркнуть, что это самые процветающие государства Европы.

Желают ли на самом деле этого объединения за Прутом?

Если произвести строгий подсчет предпочтений населения, то ясно, что нет. Унионисты составляют в Республике Молдова 10-15 процентов населения, тогда как за европейскую интеграцию высказывается около 65 процентов. То есть, две трети населения высказываются за ЕС, а не за Румынию как таковую.
Как Брюссель воспримет эту идею, если она станет конкретным проектом?
Таких прецедентов не было. Как я уже объяснил, случай Германии является не прецедентом, а счастливым и исключительным стечением обстоятельств, которому способствовало желание миллионов немцев. У нас отсутствуют многие условия, в том числе миллионы румын и евро.
Те, кто говорит об объединении, утверждают, что таким образом Молдова интегрируется в ЕС. Но этого никто не может гарантировать, и я боюсь, что прецедентов для такой интеграции через объединение нет. Зато у ЕС есть четкая и протестированная временем политика интеграции.
Но, предполагая (почти абсурдно), что нечто подобное возможно,  можем ли мы рассчитывать, что 28 европейских столиц ратифицируют подобную стратегию?
Интеграция и объединение – это не синонимы.
Интеграция предполагает плюрализм участников в международном и межгосударственном плане, единодушное согласие. А объединение поддается логике централизации, в которой одно из государств теряет полномочия и подчиняется другому. И в качестве небольшого примечания: что будет, если после объединения Румыния потеряет статус члена ЕС? Страна будет отброшена на 15-20 лет назад во времена, о которых все уже предпочли забыть…
Большая проблема, которую многие политики и эксперты в Бухаресте не принимают во внимание, состоит в том, что Кишинев хочет прямого диалога с Брюсселем, а не с Бухарестом. Это принципиальный вектор, по которому Кишинев выстраивает стратегию. И объединительный месседж со стороны Румынии может только оттолкнуть Молдову от идеи о Румынии, как о локомотиве молдавской евроинтеграции.

Какова самая верная позиция, которую Бухаресту следует избрать по отношению к Кишиневу?

На повестке дня должен быть прагматизм, а Молдова и проблемы с ней связанные не должны становится инструментом. «Инструментализация» носит электоральный, популистский характер, и зачастую обслуживают интересы определенной клиентелы с обоих берегов Прута. Пример тому связан с газопроводом Яссы-Унгены, и публично не очень-то говорится, почему работы до сих пор не начаты.
А я напомню, что объект должны были сдать в эксплуатацию до конца текущего года, и одна из причин, почему этого не произошло – не ратифицированное соглашение о границе с Республикой Молдова. Соглашение лежит на столе в учреждениях, которые его должны ратифицировать. И нет ни одного рационального мотива, по которому этого нельзя сделать, однако для некоторых политиканские расчеты важнее общих интересов Румынии и Республики Молдова. Тяжело наблюдать, как такой важный период развития двусторонних отношений тратится впустую. Не знаю, будет ли у Румынии столь же прагматичный и открытый собеседник в Кишиневе после выборов 2014 года.
Важно понимать, что молдавские граждане, которые не хотят быстрого объединения (а таких большинство), но которые хотят интеграции (с ЕС, - ред.), такие же румыны и в определенное степени также мыслят. Более того, среди сторонников интеграции есть и русскоязычные, что является дополнительным аргументом для ясной, официальной и открытой поддержки евроинтеграции со стороны Румынии.
Недавно, 3 ноября, более 100 тысяч молдаван собрались на Площади великого национального собрания в Кишиневе, чтобы поддержать курс на евроинтеграцию. Для сравнения, только 5 тысяч молдаван (многие из которых де-факто резиденты Румынии) собрались в Кишиневе на марш объединения в 2012 году. Столь же небольшое число людей было на марше в Бухаресте.  Эти цифры должны заставить задуматься тех, кто продвигают во внешнеполитическую повестку Румынии идею объединения.
 
Перевод GZT.md