Марк Рудинштейн: бандитский "Кинотавр"
Передо мной стояла молоденькая сотрудница по размещению гостей фестиваля. Нос распух от рыданий, ни слова сказать не может, только трясется и всхлипывает.
— Ну, что он тебе сделал? — допытывался я. — Обозвал? Ударил? Что?
Наташа, руководитель службы протокола «Кинотавра», устало сообщила: — Да наорал «Артист» на нее. Причем не по делу.
— Он сказал, ему нужно еще два номера с видом на море, — заикаясь, пробормотала девушка. — А я ответила, что надо с вами согласовать. И он начал кричать. Угрожал даже...
— Полчаса надрывался, — уточнила Наташа.
Я легко представил себе эту сцену. Готов поспорить: истерика Зюни Пермольника продолжалась до тех пор, пока бедная девчонка не начала рыдать.
Кое-как успокоив сотрудницу, я глотнул холодной воды и взглянул на Наташу.
— Вот чем больше я за ним наблюдаю, — задумчиво сказала она, — тем сильнее убеждаюсь: ему просто нравится мучить окружающих. Это ведь не первый случай уже. Марк, с ним надо что-то делать, он борзеет прямо на глазах, — Наташа смотрела очень серьезно. — И сама я не справлюсь.
Вообще-то Наташа, с ее прошлым, может справиться с кем угодно. В начале девяностых она жила с крупным подольским авторитетом по кличке Зверь. Мужик был красивый, здоровый и совершенно безжалостный. Взял Наташку пятнадцатилетней девчонкой, прямо из детского танцевального ансамбля «Фантазия», и с тех пор от себя ни на шаг не отпускал. А она любила его, терпела, что обращается как с вещью, на стрелки бандитские сопровождала... Там-то их однажды и повязали — и его, и ее. Приволокли в отделение, начали допрашивать. Тогда никаких «вы имеете право на адвоката» не было — ствол в зубы, лампа в лицо... Тем более что у Наташкиного авторитета была репутация беспредельщика. Ну и психика, видно, соответствующая, потому что спровоцировать его оказалось очень просто. Не успел он, как говорится, пальцы на столе разложить, как следователь достал табельное оружие да и влепил ему две пули в лоб. Расстрелял прямо на глазах у Наташи. Со следователя взятки гладки — законная самооборона. А ее отпустили, понимали, что ничего не знает.
Девчонка она красивая, говорят, какой-то бандит на нее тут же глаз положил. Но Наташа к себе никого не подпускала, хотя и осталась, что называется, на улице — квартиру, которую ей Зверь купил, его же дружки и отобрали. Я, знавший Наташку с пеленок, поначалу пытался знакомить ее с банкирами. Ну что она одна бьется, устроила бы жизнь, отогрелась рядом с богатым человеком.
Бесполезно. «Марк, я его любила, и мне нужно время, чтобы это пережить», — всякий раз отвечала Наташа. Оттаяла она только на «Кинотавре», даже завела роман с артистом Сашей Дьяковым — может потому, что он, огромный, как медведь, чем-то напоминал ей Зверя... Но с «Артистом», я знал, ей и правда не справиться. Уж слишком странная он фигура.
— Можно, конечно, натравить на него твоих бабуинов, — вслух размышляла Наташа.
— Дороже обойдется. Ну, ломали ему челюсть, и что? Помнишь, чем дело кончилось? Пять миллионов рублей пришлось выложить, челюсть просто бриллиантовая оказалась. Слушай, а может, все само собой рассосется? Выпишем этой обиженной девочке премию...
— Как бы не разориться — там таких обиженных человек десять.
Я начал раздражаться — Да хоть двадцать! Что, поднимать из-за этого бучу?
— Сьюзан Сарандон тоже будем премию выписывать? — ехидно поинтересовалась Наташа.
Возразить было нечего. История, произошедшая с голливудской дивой, была дикой и постыдной. Сарандон приехала на «Кинотавр» в качестве почетной гостьи — не столько за гонорар и возможность представить свой новый фильм, сколько из любопытства. «Хочу своими глазами увидеть страну Достоевского и представителей знаменитой русской актерской школы», — говорила она журналистам и ничуть не лукавила. Несмотря на всемирную славу, Сьюзан оказалась женщиной простой и непафосной. С прессой работала профессионально, никаких заоблачных требований не выдвигала и даже призналась мне, что не ожидала от российского фестиваля такой хорошей организации. Шумного застолья, какие любит, например, Жерар Депардье, Сьюзан не захотела: мол, мне просто поужинать с помощниками, лишь бы было спокойно и вкусно. Я заказал для нее столик в ресторане «Дионис». Заведение это пользовалось огромным успехом у сочинской публики. Не успели наши американские гости доесть закуски, как в ресторан вошел Зюня Пермольник — дорого одетый, холеный, снисходительно улыбающийся. С ним, естественно, свита — несколько прихлебателей. По-хозяйски оглядев зал, «Артист» увидел, что за столиком, который он привык считать своим, сидят какие-то невзрачные люди. И улыбка с его лица сползла.
— Рита! — заорал он на весь ресторан.
Сарандон от неожиданности подпрыгнула на стуле.
— Никаких проблем, — засуетился официант, — мы вас ждали, оставили другое местечко, тоже очень хорошее.
— Я заказывал ЭТОТ стол, — ледяным тоном сказал «Артист». И это были последние человеческие звуки, которые он издал. Потому что дальше начался какой-то безумный зоопарк. То и дело срываясь на визг, Зюня требовал немедленно освободить ЕГО стол. В противном случае грозил «вызвать кого надо» и «всех урыть».
— Да я вас всех... Да я сейчас... — задыхался он.
Это была самая настоящая истерика. «Артист» совершенно потерял контроль над собой, маска ироничного мудреца слетела с него как луковая шелуха.
— Что происходит? — нервно спросила Сарандон у переводчика.
Тот, заикаясь от стыда, начал бормотать, что, мол, произошла небольшая путаница с резервированием столиков. Сьюзан ему явно не поверила: ну какой нормальный человек будет брызгать слюной и чуть не стекла бить только из-за того, что ему предложили другой столик?
— Кто этот человек? — поинтересовалась она.
— Это... Зюня, — совсем растерялся переводчик.
Сарандон с ужасом посмотрела на визжащего мужчину, встала и ушла. Что она теперь думает о «великой русской актерской школе» — лучше и не знать. Пермольник не обратил никакого внимания на то, что мимо него прошла голливудская звезда. Трясущимися руками достал мобильник и надрывно сообщил:
— Все, раз по-хорошему не понимаете, я звоню кому надо!
В зале наконец появилась хозяйка. Рита и сама была местной знаменитостью благодаря, во-первых, своему ресторану, а во-вторых — мужу. В истерическом угаре «Артист» как-то забыл, что Ритин благоверный солидный авторитет.
— Ребята уже здесь, — невозмутимо сообщила Рита. — Иди, поговори с ними на улице, не мешай людям ужинать.
— Ах ты, сука! — задохнулся Пермольник. — Забыла, с кем разговариваешь?
Но его уже подталкивали к выходу два здоровенных амбала. Муж Риты, спокойный, как гиппопотам, ожидал на выходе из ресторана в компании нескольких молчаливых молодых людей.
— Нехорошо оскорблять женщин, — лениво сказал он. — Какие у вас проблемы?
Силы явно были неравны, но Зюня понял это не сразу.
— Я — «Артист». И проблемы сейчас будут у тебя, — пообещал он. — Стоит мне только позвонить — вас тут положат всех.
Авторитет помолчал, внимательно изучая Зюню своими колючими глазами, потом очень вежливо предложил:
— А давай, «Артист», ты не будешь никому звонить, извинишься перед хозяйкой и гостями и пойдешь отсюда на х...? Иначе, при всем уважении, эта ситуация для тебя закончится очень плохо.
У Зюни наконец прорезалось чувство самосохранения.
«Извинился, ушел, — рассказывал мне муж Риты через час после скандала. — Марк Григорьевич, мы, может, слишком грубо с ним разговаривали, но выхода не было».
Я успокоил авторитета, сказал, что поступил бы так же, и расстались мы вполне мирно. Однако я понимал: инцидент не исчерпан, от меня ждут, чтобы я поговорил с «Артистом».
— Наташ, если бы ты знала, как мне неохота в это дерьмо ввязываться...
— Придется, — вздохнула она, — иначе в следующий раз может дойти до стрельбы.
— Да кишка тонка у этого «Артиста»!
— Я думаю, что он истерик. Хитрый, но истерик. И если завтра поднимет хвост не на того человека, отвечать будешь ты, Марк. Потому что все знают: он твой гость...
Мир кино всегда обладал какой-то невероятной притягательностью для криминала. Достаточно вспомнить, как американские гангстеры негласно хозяйничали в Голливуде, женились на красавицах-кинозвездах и ломали карьеры неугодным. И Россия вовсе не исключение. Начиная заниматься кино, я прекрасно понимал, что проблемы с преступными авторитетами неизбежны. Первый раз столкнулся с ними еще до «Кинотавра», когда делал фестиваль в Подольске. Как продюсера меня тогда никто не знал. А вот в кинопрокатном бизнесе я уже имел какой-никакой вес: прокатывал «Интердевочку» и «Супермена», заключил договоры с почти сотней кинотеатров по всей стране... Народ, измученный соцреализмом, валом валил на новое кино — «Интердевочка» была для людей не просто трагической историей валютной проститутки, это был первый глоток свободы. И вдруг буквально в один день мне стали звонить директора кинотеатров — от Калининграда до Владивостока — и отказываться от проката. Я ничего не понимал: «Вы что, не хотите зарабатывать? Кассовые же картины!» В ответ слышал что-то невразумительное.
Первым раскололся директор из Екатеринбурга — после того как я, выведенный из себя, напомнил ему про контракт: «Марк, когда к тебе домой приходят братки с «макаровым» и бейсбольной битой, ты наплюешь на все контракты. Есть люди, которые не хотят видеть тебя в этом бизнесе». Что это за люди, я выяснил после того, как на подольский «Фестиваль некупленного кино» приехала съемочная группа с белорусского телевидения. Ребята сказали, что собираются снять несколько сюжетов о перестроечном кино, о новых веяниях, новых людях... Они показались мне профессионалами, и я возражать не стал: разрешил везде ходить, со всеми разговаривать. Мне и в голову не пришло, что эти «журналисты» были засланными казачками и выполняли вполне конкретный заказ человека по имени Исмаил Таги-Заде.
Я, конечно, слышал об этом московском «цветочном короле» с обширными связями и неоднозначной репутацией. И слухи о том, что он решил податься в кинобизнес, до меня тоже доходили. Но это не беспокоило, я наивно думал, что места в прокате хватит всем. Ну, амбициозный человек, организовал первый в России неправительственный прокат. Да и замами у него не кто-нибудь, а серьезные люди — Ермаш, Сизов, Павленок. И все наперебой твердят: как хорошо, что богатые бизнесмены решили вкладывать деньги в возрождение российского кино. Истинная же цель этой конторы сводилась к одному слову — деньги. Схема проста: Таги-Заде в огромных количествах закупал права на американские фильмы, которые не имели успеха в Штатах. На российский рынок хлынул поток низкопробных картин категории «Б» — именно для них Таги-Заде и освобождал кинотеатры. Я уверен, что он был меньше всего заинтересован в том, чтобы в России снималось свое, качественное кино. Это же прямая конкуренция! Логика типичная для лихих девяностых. И все-таки было за этим что-то еще. Я смотрел фильм, который сняли на подольском фестивале «мальчики» Таги-Заде, и не мог понять: меня-то он почему? Это была ужасная сатирическая картина, где вместо моих текстов подкладывалась песня «Не губите, мужики, не губите». Зачем ему позорить лично Марка Рудинштейна? Зачем монтировать мое лицо с чьим-то разухабистым пьяным пением? «Ермаша и ему подобных не волнует ничего, кроме денег, — просветил меня один знакомый. — У «цветочного короля» другой интерес. Он славы хочет».
Над творческими амбициями Таги-Заде тогда посмеивалась вся киношная Москва. Картина «Князь Серебряный» (позже она стала называться «Царь Иван Грозный») задумывалась как проект века, ни больше ни меньше. На главную роль Таги-Заде пригласил Игоря Талькова. Сам выступал в скромной роли продюсера, этакого интеллигентного мецената. При этом вмешивался буквально в каждую мелочь и к концу съемок вдрызг разругался со всеми — от режиссера до самого Талькова. Ссора с Игорем была настолько серьезной, что на озвучание пришлось пригласить другого актера, поэтому герой Талькова говорит чужим голосом. Но фильм все-таки вышел, Таги-Заде показал его на каком-то местечковом слете прокатчиков, а потом повез в Канны. Набережная Круазетт, наверно, до сих пор помнит безумное конное шествие, организованное в честь показа «нового русского шедевра». Кавалькаду возглавил сам Таги-Заде — в белом фраке, верхом на лошади. Это само по себе было смешно, а тут еще у коней с перепугу случилось недержание. Поэтому торжественный конный парад двигался по Круазетт под конвоем мусороуборочных машин, которые, в отличие от наших, мусор не собирают, а сметают его к обочинам. В результате все, кроме Таги-Заде, были в г...не. Шутки кончились в день московской премьеры. Она, так уж случилось, совпала с путчем 1991 года. Но Таги-Заде ухитрился извлечь пользу даже из этого: объявил, что «Князь Серебряный» — патриотическое кино, очень нужное и важное в дни судьбоносных для страны перемен.
Зал был полон. Люди пришли не только ради фильма, им хотелось увидеть Игоря Талькова. А он до последней минуты сомневался, идти на премьеру или нет. За несколько дней до этого Игорь мне сказал: — Марк, он выгнал режиссера и сам сел монтировать. Результат ужасный, просто чудовищный. Я чуть не поседел, когда это увидел. Стыдно людям в глаза смотреть.
Я попытался его успокоить: — У всех бывают неудачные работы. Я бы на твоем месте пошел на премьеру, потому что Таги-Заде — человек мстительный.
— Ну, значит, будет война, — ответил Игорь.
На премьеру он все-таки пришел. И сделал то, чего не ожидал никто: вышел на сцену, опустился на колени перед зрительным залом и сказал: «У меня к вам две просьбы. Во-первых, простите меня, что я принимал участие в этом антирусском, антиправославном, кощунственном кино. Во-вторых, не смотрите этот фильм». Через месяц Игоря Талькова убили...
В тот вечер я был за кулисами петербургского Дворца спорта «Юбилейный». Выстрел, суматоха и чей-то крик: «Талькова застрелили!» Я сразу подумал: все-таки до него добрались. В последнее время Игорь ходил с охраной, ему угрожали. Так что шальная пуля в случайной бандитской разборке или версия о том, что Тальков не поделил с певицей Азизой очередность выступления, — это бред. Убийство Игоря было прекрасно спланировано и организовано. Конфликт между Тальковым и директором Азизы был нужен лишь для того, чтобы искусственно создать в маленькой комнате суматоху. Человека убивают практически на глазах у всех, но никто не может сказать, кто именно сделал роковой выстрел. Такой сценарий был очень популярен у американских гангстеров времен «сухого закона».
Однако по большей части бандиты действуют все-таки проще. Когда я начал подыскивать место для «Кинотавра» и ездил по Черноморскому побережью, такого насмотрелся! Приехал в Ялту, прикинул, что вокруг гостиницы «Ореанда» можно сделать неплохую фестивальную зону, встретился с мэром. И все шло хорошо, пока ко мне не подошел помощник градоначальника и не сказал: «Мэр должен хорошо кушать и быть доволен. А вопросы решают совсем другие люди. Поехали к Воронку». Ладно, думаю, Воронок так Воронок. Понятно, что без разрешения местных криминальных шишек я не то что кинофестиваль, шашлычную на пляже не открою. Привезли меня куда-то в горы, в дом, больше похожий на крепость, с автоматчиками у ворот. Охранники нас обыскали и проводили к бассейну. А там — мама дорогая! — по периметру вооруженные бандиты и голые девицы в цепях. Зачем им фестиваль, думаю, у них тут свое кино каждый день. «Хозяин в бане», — говорят мне. Захожу в сауну и вижу смертельно пьяного мужика. Сцена идиотская: я стою в парилке одетый и пытаюсь сообразить, как бы выбраться живым. Авторитет между тем смотрит на меня мутным взором и не говорит ни слова. А за моей спиной, обливаясь потом, маячит вооруженный до зубов головорез.
Я набрался смелости, сумел сказать твердо: — Немедленно отвезите меня обратно в город.
И кожей почувствовал, как напрягся охранник. Воронок тоже удивленно поднял голову. Видимо, обычно «ходоки», которым посчастливилось получить аудиенцию у негласного хозяина Ялты, вели себя иначе. Мое нежелание обсуждать дела с пьяным и голым авторитетом тот расценил как невиданную наглость. Минут пять Воронок молча смотрел на меня, и я понимал, что сейчас он принимает решение: буду я жить или нет.
Уж не знаю почему, но Воронок решил меня не убивать: — Дайте ему машину, пусть едет.
Оказавшись в своем гостиничном номере, я выпил целую бутылку коньяка. Очень хотел забыть это место и ужас, который пришлось пережить.
Когда «Кинотавр» прописался в Сочи, фестивалем, конечно, тут же заинтересовались местные бандиты. И я вынужден был выстраивать с ними добрые отношения, потому что понимал: честные деньги на «Кинотавр» пойдут не сразу. Пока появится интерес, пока все раскрутится... А пацаны готовы были платить просто за то, чтобы посидеть рядышком со звездами, подойти, по плечу похлопать... К знаменитым актерам они относились с подчеркнутым уважением. Знали, например, что Янковский не пьет ничего кроме хорошего виски, и никогда не приставали к нему с предложением «накатить водочки за искусство». Братва из низшего эшелона к Олегу Ивановичу вообще не лезла, подходили только авторитеты. Он покорно общался, пытался быть вежливым, но брезгливости скрыть не мог и не раз просил: «Марк, избавь меня от этого». Когда Янковский, весь в белом, выходил на пляж, к нему тут же подбегал «шестерка» местного авторитета Шпунта и говорил: «Хозяин приглашает вас выпить». Отказывать коронованному вору в законе было просто опасно, и народный артист шел «выпивать». Шпунт соблюдал удивительную деликатность: «Олег Иванович, вы же виски любите. Эй ты, а ну сбегай, принеси!» Я, как мог, старался оградить народного артиста от «опасных связей», и это, конечно, не укрылось от пацанов. Однажды сочинский авторитет подсел к Янковскому и укоризненно сказал: «Зря вы, Олег Иванович, пренебрегаете ребятами. Они могут быть хорошими друзьями. А могут и совсем наоборот». До «наоборот» дело, слава богу, не дошло.
Отношения с местными бандитами я старался не обострять — понимал, что в определенном смысле «Кинотавр» вторгся на их территорию. Сочинская «Жемчужина» была их любимой вотчиной: казино, бары, девочки... Чтобы хоть как-то дистанцироваться от братков, мы оборудовали для артистов отдельный игорный зал с покером и рулеткой. Атмосфера там была настолько спокойной, что моя служба охраны совершенно расслабилась и не заметила, как к нам просочились бандиты. Обычно весь цвет воровского мира торчал в своем зале, а тут им захотелось, так сказать, прикоснуться к искусству.
Артисты и гости фестиваля стоят у игорных столов, всем интересно, весело. И вдруг заходит Шпунт в сопровождении крупных ребят. И прямиком направляется к столу, за которым играет дочка Павла Чухрая Настя. Понятное дело, при виде симпатичной молоденькой девушки Шпунт на месте устоять не смог. О том, что у нее знаменитый папа и вообще Настя не из простых, он понятия не имел, да и наплевать ему было — не привык с женщинами церемониться. В общем, подошел он к Насте, крепко обнял за талию и говорит: «Давай, красавица, постой со мной на удачу». Настя от такой наглости оторопела: какой-то пятидесятилетний потрепанный мужик хватает ее при всем честном народе! Она попыталась вырваться, Шпунт прижал ее крепче. А тут еще его «быки» громко возмутились: «Ты чего, цыпа, воображаешь? Трудно, что ли, постоять с человеком на счастье?» Обретя дар речи, Настя попросила оставить ее в покое. Что именно она сказала Шпунту, я не слышал — видимо, что-то не очень вежливое. И тут же получила удар. Я был в другом конце игорного зала и заметил, что все повскакивали с мест. Подбегаю и вижу жуткую картину: с одной стороны стоит Шпунт со своей охраной, с другой — моя служба безопасности, а между ними Настя Чухрай с разбитым в кровь лицом. Артисты и гости фестиваля просто застыли. Как мужчин их это, конечно, не красит. Но с точки зрения безопасности было к лучшему, что никто на Шпунта не кинулся. Иначе не миновать бы стрельбы. Настя даже не плакала — была в глубоком шоке, только кровь с лица вытирала.
Я велел своим ребятам вызвать врача, подошел к Шпунту и говорю: — Ты знаешь, ЧЬЮ ДОЧЬ ты сейчас ударил?
Вор в законе, хоть и был полным беспредельщиком, видимо, сообразил, что открытый конфликт ему не нужен. Мрачно посмотрел на меня и сказал: — Ладно, сейчас я уйду. Но мы с тобой еще будем иметь разговор.
Тянуть Шпунт не стал, буквально через пару дней «забил стрелку» — назначил мне встречу на пляже. И тогда я позвонил главному сочинскому авторитету, «смотрящему», который контролировал весь город.
— Хусейн, через час у меня стрелка со Шпунтом.
— Плохо твое дело, — осторожно ответил «смотрящий». Он явно прикидывал, стою ли я того, чтобы портить отношения с коронованным вором в законе. И тогда я пошел ва-банк:
— Тебе нужен фестиваль в Сочи? Это же хорошие деньги. Казино в «Жемчужине» — оно ведь твое?
Хусейн хмыкнул: то, что он контролировал все игорные заведения в Сочи, секретом не было.
— Мои гости там играют, — продолжал я. — Один Абдулов по три тысячи долларов в час оставляет. Поэтому или я увожу фестиваль в Ялту, в Крым, к черту на рога и ты теряешь большие деньги, или мы начинаем договариваться.
«Смотрящий» оказался бизнесменом: твердо пообещал, что больше никаких крупных инцидентов на фестивале не допустит, и даже взял на себя «стрелку» со Шпунтом: — Не надо тебе туда ходить, я сам разрулю.
И действительно разрулил: никаких проблем с местными бандитами больше не было. Сочинский криминалитет мгновенно узнал, что у меня с Хусейном «пакт о ненападении», и на «Кинотавре» вел себя прилично.
А вот залетные не всегда были в курсе, поэтому иной раз случались истории. В ресторан, где обычно ужинали гости фестиваля, посторонних старались не пускать. Администрация, чтобы не злить народ, никогда никому не отказывала «в лоб», просто говорила, что нет свободных мест. И вот захожу как-то и вижу: целый стол занят людьми, чья внешность не оставляет сомнений в роде их деятельности.
Я к хозяину: — Это кто такие? У нас же с тобой договор!
— Марк, я тебя прошу, пацаны тихо посидят, не будет никаких проблем.
Ну, думаю, ладно. И иду по своим делам. А через десять минут мне звонит один из охранников и говорит: «У нас проблемы». Когда я прибежал в ресторан, обстановка уже была накалена до предела. Оказалось, что пацаны, которые собирались «тихо посидеть», заплатили оркестру, чтобы те двадцать раз подряд сыграли «Атас». Как только кто-то из гостей «Кинотавра» вставал, чтобы сказать тост, оркестранты объявляли: «А сейчас для пацанов из Новосибирска — «Атас»!» Вскоре произойдет очень похожая история: уже другие бандиты станут беспрерывно заказывать то «Атас», то «Владимирский централ» и «Мурку», чем приведут в ярость Сашу Абдулова. И он попросит исполнить для сотрудников МУРа песню «Наша служба и опасна, и трудна». Хорошая шутка едва не будет стоить жизни Сашиному директору...
Подхожу к руководителю оркестра и говорю: — Что за дела? Какой, к черту, «Атас»? Это ж я тебя нанял! У меня тут банкет!
— Марк, я ничего не мог сделать, это натуральные бандиты. Вон тот, здоровый, подошел, положил пачку денег и сказал: «Все, закончили. Берешь бабки и давай — для пацанов из Новосибирска».
— Ладно, я разберусь.
Иду к этому самому «здоровому» и вдруг понимаю: я совсем один, охрана еще не пришла. Пристрелят меня сейчас и не чихнут. Подхожу, здороваюсь. Вижу — набычились ребята.
— Мои гости тоже хотят послушать музыку, — вежливо говорю я. — И вкус у них немного другой.
Главарь «новосибирских» вскочил, потянулся к оружию, и тут я услышал из-за спины шепот: «Марк, спокойно. Он же отмороженный на всю голову, с ним надо говорить медленно и внятно. Он сейчас на взводе, может начать палить». Это был Саша Солдатов, руководитель моей службы охраны. Ну, думаю, пришли, слава богу.
И вот, глядя в глаза новосибирскому бандиту, я очень спокойно сказал: — Ребята, если вы сейчас начнете стрелять, вам придется положить всех присутствующих. Вам это надо?
— Да пошел ты!
— Никуда я не пойду. С места не тронусь. А вот вам сейчас лучше встать и уйти.
Краем глаза вижу: в зале появился наряд милиции. Хотя толку от них... Все куплены.
— Слушай, старик, давай сегодня разойдемся мирно, а потом, в спокойной обстановке, договоримся о наших дальнейших отношениях, — предложил я. Взгляд бандита стал более осмысленным. — Я понимаю, вы с ребятами пришли сюда отдохнуть. И вам захочется прийти еще раз, потому что место приятное, публика культурная. Я готов рассмотреть вопрос о ваших посещениях, но только без таких вот издевательств. Я проявил к тебе уважение и хочу, чтобы ты уважал моих гостей тоже.
Бандит уставился на меня — я хорошо знал этот взгляд: точно так же смотрел Воронок, когда решал, убить или оставить в живых. Новосибирский отморозок отвел глаза первым. Он пошел к выходу, за ним потянулись его амбалы.
Гораздо труднее было отсечь от фестиваля всевозможные конкурсы красоты. Мое упорное нежелание устраивать такие мероприятия в рамках «Кинотавра» удивляло даже Хусейна: — Марк, хорошие деньги упускаешь!
— Это проститутки и бандиты. Причем такие, которых невозможно контролировать. Плавали, знаем.
С проститутками я однажды действительно чуть не влип по-крупному. Попросил своего московского знакомого по кличке Барон, постоянно ошивавшегося в Доме кино, прислать на фестиваль красивых девчонок.
— Пусть покрутятся среди звезд, развлекут народ, подзаработают немного.
— Отберу лучших, — пообещал Барон и не обманул: девушки действительно были красавицами.
Но, видимо, знал он их не очень хорошо. Потому что все они, как на подбор, оказались боевыми стервами да еще откуда-то узнали, что просьба привезти их на «Кинотавр» исходила от меня. В первый же день ко мне подошла Инесса, предводительница этих амазонок, и сказала: «Марк Григорьевич, вы нас пригласили, и если вам что-то нужно — один звонок и мы у вас. Или у Олега Ивановича, или у кого скажете. Но если Барон попытается нами торговать, мы его просто изуродуем. Так ему и передайте». Я представил, как передаю Барону угрозы от его же девок, и почувствовал себя полным идиотом. Поэтому ничего говорить не стал. Как оказалось, очень зря, потому что буквально через пару дней моя охрана нашла Барона на набережной, избитого вусмерть.
— Что случилось?
— Да представляешь, я их к клиентам хотел отправить, а они меня от...ли.
Выхаживала Барона его тогдашняя гражданская жена актриса Ольга Солнцева. К девицам своим, насколько я знаю, он больше не приближался. Зато я с ними хлебнул сполна. На эту Инессу обратил внимание Коля Еременко. Причем то ли он не понял, что имеет дело с проституткой, то ли решил, что это неважно... В общем, стал ухаживать. А Инесса ни в какую. Околачивается все время с каким-то плюгавым лысым хмырем, торчит с ним в пляжном ресторане, а на Колю — ноль внимания. Вызываю, спрашиваю, в чем проблема.
— Ты не подумай, что я настаиваю, мне просто интересно: неужели тебе Еременко не нравится? Красивый же мужик.
— Да нравится, конечно.
— Ну а чего тогда ты с этим лысым?
— Марк, это очень влиятельный вор в законе. Я с авторитетом, понимаешь? Ты скажи Еременко, чтоб он прекратил за мной ухлестывать, а то будут проблемы...
И опять я не придал этому особого значения. Подумал: да ладно, что этот Череп сделает... Ведет себя вроде тихо, на рожон не лезет, даже когда Коля прилюдно оказывает Инессе знаки внимания. Не учел, что Череп попытается разобраться с Еременко без посторонних глаз. Сначала Колю просто предупредили: «Эта телка не для тебя. Ты клоун — вот и развлекай нас, помни свое место». Коля, цену себе знавший, не особенно испугался. И тогда его побили. Не сильно, потому что все-таки народный артист и личность известная. Но достаточно, чтобы понял: от Инессы лучше отстать.
Как только мне стало известно об этом инциденте, я снова позвал Инессу: — Глаза б мои тебя не видели! Столько проблем из-за тебя!
— Марк Григорьевич, простите. Но что я могу сделать?
— Девочка, ты не обижайся, но лучше тебе уехать. Немедленно.
Она опустила голову — Да, мой лысый меня забирает, и мы переезжаем в другую гостиницу. Извините, что так получилось.
«Кинотавр» набирал известность, становился престижным, и однажды ко мне пожаловали земляки — представители подольской группировки.
— Марк, мы тебя не трогали, давали возможность встать на ноги. Теперь фестиваль богатый, пора делиться с ребятами.
Я засмеялся: — Богатый? Да я живу в подвале, у меня даже квартиры своей нет! А деньги на «Кинотавр» беру под двести процентов.
«Подольские» мне явно не поверили, но гордость, что самый знаменитый российский кинофестива