Молдавский русофон

Население современной Молдавии делится на две части, обособленные языком общения и культурной ориентацией.
 
Большинство говорит на молдавском (румынском) языке. Молдавская интеллигенция почти поголовно считает себя составной частью румынской нации и ставит задачу унионизма – присоединения к Румынии и, таким образом, к Европейскому союзу. Представители «народа» в массе пока ощущают себя молдаванами.
 
Тем не менее, последовательная пропаганда румыноунионизма и беспрецедентная раздача «шенгенпроницаемых» румынских паспортов делают свое дело. Все больше людей, прежде всего – молодых, голосуют на выборах за партии, ставящие своей целью восстановление România Mare в границах 1918 года.
 
Вторая группа объединяет молдавских граждан различного этнического происхождения, для которых русский язык является основным, а во многих случаях – единственным. Согласно переписи 2004 года (данные не учитывают самопровозглашенную Приднестровскую Молдавскую Республику[1]) – 22% из общего числа 3383332 жителей Республики Молдова не являются молдаванами (румынами). Самые большие этнические меньшинства: украинцы – 282406 (8,4%), русские – 201219 (5,9%), гагаузы – 147500 (4,4%), болгары – 65662 (1,9%). Остальные (цыгане –12271, евреи – 3608, поляки – 2383 и прочие – 30157) вместе составляют 1,4%[2].
 
В действительности количество тех, кто предпочитает русский язык молдавскому (румынскому), существенно превышает 22%. В советское время Молдавия занимала одно из первых мест по числу смешанных браков. В городах их доля достигала 34%[3]. Большинство детей, родившихся в результате дружбы народов, по документам числятся молдаванами, но говорят преимущественно на русском языке. Существуют и «чистокровные» молдаване, которые предпочитают русский родному языку.
 
Отношения этнического большинства с русскоязычными нельзя назвать идиллическими. В 1992 году разразился вооруженный конфликт, во многом спровоцированный языковыми проблемами. Число жертв обеих сторон превысило 1000 человек. В результате Приднестровье фактически отделилось от Молдавии.
 
Тем не менее, средняя, за последние двадцать лет, температура межэтнической напряженности в республике намного ниже, чем, скажем, в «горячих точках» Закавказья. Большинство граждан Приднестровья владеют молдавскими паспортами. Автомобили с приднестровскими номерами свободно передвигаются по Кишиневу. Многолетним чемпионом Молдавии по футболу является команда из Тирасполя. Более того, пока в Кишиневе не было стадиона, соответствующего нормам ФИФА, сборная Молдавии проводила официальные матчи на прекрасно оборудованной тираспольской арене. Представить что- либо подобное в Абхазии или Карабахе – невозможно.
 
Да и в сравнении с хладнокровным выдавливанием русскоязычных из Латвии и Эстонии положение этнических меньшинств в Молдавии гораздо благоприятнее. Все жители МССР, независимо от происхождения и срока проживания, получили молдавское гражданство. Законодательные акты издаются на двух языках. Надписи на государственных учреждениях также дублируются. Русский язык до сих пор, согласно закону 1989 года, имеет статус «языка межнационального общения». Закон советского времени продолжает действовать, хотя на практике его положения постоянно нарушаются.
 
Относительно низкий уровень этнического противостояния объясняется тем, что Молдавия испокон веков была своеобразным этнографическим заповедником, в котором выработался опыт малоконфликтного сожительства народов.
 
Молдавский господарь и первый русский ученый (член Берлинской академии наук с 1714) Димитрий Кантемир писал: «Мы полагаем, что вряд ли в каком другом государстве, заключенном в столь тесных границах, как Молдавия, живет столько разных народностей. Кроме молдаван, большинство которых пришло из Марамуреша, его населяют греки, албанцы, сербы, болгары, поляки, казаки, русские, венгры, германцы, армяне, евреи и плодовитые цыгане».
 
Убедительным доказательством того, что упомянутые Кантемиром «русские», в значительной своей части, являются коренным населением Молдавии, служат три сотни так называемых «украинских» сел, из которых немало имеют многовековую историю[4]. Многие из их жителей являются прямыми потомками тех славян, которые, согласно данным археологии, жили на этой территории с V века по РХ. Нестор-летописец в начале XI века писал, что славянские племена тиверцев и уличей «седяху по Днестру, приседяху к Дунаеви». Их дружины участвовали в походах киевских князей на Царьград в IX-X веках. Кантемир не делает ошибки, называя потомков тиверцев и уличей «русскими»[5]. Они сами, пока им не была навязана украинская идентичность, именовали себя «русинами»[6].
 
Современные настроения русскоязычных во многом объясняются тем положением, которое они занимали в советское время в молдавском обществе.
 
При вхождении в состав СССР молдаване представляли сельскую нацию без достаточного числа квалифицированных рабочих и, тем более, интеллигенции. Ленинская национальная политика требовала ускоренной подготовки национальных кадров. Для решения этой задачи в Молдавию из «центра» направлялось значительное число научных работников, врачей, учителей, инженеров, деятелей культуры. В большинстве своем это были хорошо образованные люди, которые добросовестно применяли свои знания в деле весьма успешного, по советским меркам, развития южной республики.
 
Плюсом такой политики было то, что за несколько послевоенных десятилетий сотни тысяч крестьянских детей получили высшее образование не только в Кишиневе, но и в лучших вузах СССР. Минус состоял в том, что этих скороспелых интеллигентов продвигали по службе не в соответствии с компетенцией, а в согласии с шестой графой серпастого и молоткастого. Крестьянский Савл, в одночасье обернувшийся интеллигентным Павлом во многом походил на несчастного вьетнамского космонавта из анекдота, которого русские коллеги поминутно одергивали во время полета: «Ничего не трогай»! При руководителе-молдаванине всегда был русскоязычный заместитель, своеобразный еврей при губернаторе.
 
По этой причине представители немолдавского меньшинства чувствовали себя культуртрегерами, несущими киплинговское бремя белого человека. Подобно британским колонизаторам они не ощущали никакой потребности знакомиться с культурой и языком аборигенов.
 
Помню, как в школьные годы я был убежден в том, что русские превосходят молдаван в умственном развитии просто в силу своих природных свойств. Мне не приходило в голову, что я сравнивал инженеров оборонных заводов электроники, которыми был переполнен Кишинев, т.е. элиту русского народа, со вчерашними крестьянами. Мой обыкновенный «россизм» развеялся во время службы в армии, когда я имел возможность убедиться в том, что молдавский крестьянин по сметке и расторопности зачастую превосходит выходца из депрессивной российской глубинки.
 
С тех пор интеллектуальный баланс двух общин серьезно изменился.
Выросло поколение городских молдаван, для которых нормой является владение тремя-четырьмя языками. В них нет никаких внешних признаков деревенской неотесанности, выдававшей их отцов. К сожалению, и новым молдаванам пока не удалось преодолеть аграрные родоплеменные ценности предков. Кумовство по-прежнему перевешивает у них государственные и общественные интересы. «Фасадным» характером модернизации молодые молдавские интеллектуалы напоминают екатерининских дворян, которые отстаивали честь на импортированных из Франции дуэлях, галантно ухаживали за дамами и, в тоже время, пороли крепостных мужиков и портили дворовых девок. Уверен, что третье «непоротое», как писал В.О. Ключевский, городское поколение молдаван приведет моральное содержание в соответствие с формой информационной цивилизации.
 
Насколько средний уровень молдавской интеллигенции за два последних десятилетия возрос, настолько же интеллектуальный уровень русскоязычного сообщества деградировал. Из-за недружелюбных тенденций «национального возрождения», убедительно аргументированных жертвами приднестровского конфликта, до трети русскоязычных покинули страну. Уехали, в основном, самые способные. Потеря этих людей тяжело сказалась на духовном облике оставшихся.
 
Печально, что у большинства представителей этнических меньшинств утрата реального культурного превосходства по-прежнему сочетается с культуртрегерскими замашками. По инерции многие из них даже не делают попыток учить язык страны проживания, значительно снижая, тем самым, свою конкурентоспособность. Среди молдаван, большинство из которых хорошо владеют русским, ходит шутка: «Интернационалист – тот, кто говорит на одном языке». Нежелание поступиться шовинистическими принципами объективно содействуют планам этнократической элиты современной Молдавии по выдавливанию немолдавского населения на обочину общественной жизни. «Жестоковыйная» приверженность к «великому и могучему» приводит к тому, что община русскоязычных все больше напоминает гетто.
 
Молдаване с перестроечных времен именуют русскоязычных «русофонами». Слово образовано по модели «франкофон» и вошло в словари румынского языка. Такое словообразование основано на аналогии распада двух великих империй. Явление франкофонии оформилось в результате освобождения бывших французских колоний. Для поддержания связей между франкоязычными диаспорами была создана международная организация La Francophonie, которая объединяет представителей 56 государств[7]. Крах Советского Союза породил сходные процессы формирования русскоязычных диаспор.
 
Постколониальный дискурс франкофонии воспроизводится и в понятии, калькированном с него. Для молдаванина «русофон» – это человек, не просто говорящий на языке бывшего старшего брата, но разделяющий великодержавные ценности царской России и СССР.
 
Вынужден признать, что большинство моих русскоязычных соотечественников делают все, чтобы оправдать обвинения в имперских замашках. Они бредят временами советского величия и оценивают жизнь в СССР, как эпоху духовного расцвета и материального благоденствия. Современная Россия, в которой подавляющее большинство из них не были дальше Москвы, воспринимается, как достойная преемница великого Советского Союза.
 
Несмотря на неадекватность, подобные взгляды по-человечески понятны и объяснимы.
 
В Молдавии, как и в остальных бывших республиках-сестрах, крах Советского Союза переживается с большим, чем это свойственно гражданам Российской Федерации, трагизмом. Для русофонов родина не просто уменьшилась в размерах и прочих проявлениях государственного величия. Она безжалостно оставила своих преданных детей на произвол судьбы. Испарившаяся имперская стихия делает их похожими на морских животных, беспомощно ползающих по суше. Беззащитные русофоны, назначенные козлами отпущения грехов ныне суверенных народов, выполняют ту функцию, которая в советском обществе принадлежала евреям. Только положение их значительно хуже.
 
Советский государственный антисемитизм был стыдливым. Идеология пролетарского интернационализма вынуждала бороться то с безродными космополитами, то с буржуазными происками сионистов. Современная идеология национального возрождения таких ограничений не ведает. Этнократический режим, установленный в Кишиневе с конца 80-х годов прошлого века, целенаправленно вытесняет нацменьшинства и объединяющий их русский язык из всех сфер общественной жизни. Русофобские высказывания высших государственных чинов и проправительственной пропаганды являются обычным делом в современной Молдавии.
 
Позднесоветским евреям было легче и по другой причине. Они знали, что их ждет историческая родина. А русофонов, в том числе и самых русопятых, родина знать не желает. Многие из них ощутили на практике, какими долголетними мытарствами и унижениями оборачивается стремление получить российское гражданство.
 
Людям, гонимым и нежданным, не на что опереться в реальности. В отчаянии они находят опору в идеологических фантомах – истекшем коммунистическом времени и бескрайнем российском пространстве. В призрак коммунизма, как и в реальную Россию можно только верить. И молдавские русофоны веруют – ибо нелепо. Не существует фактов, способных поколебать религиозные чувства этих невротиков. И это понятно. Лиши их возможности держаться за соломинку веры и у них больше не останется ничего из того, что наполняет жизнь смыслом и достоинством.
 
В чем заключается русофонская вера в коммунизм?
В «теории» она сводится к мифу о советском прошлом, как «золотом веке». Сторонники подобных взглядов не учитывают, что сытый брежневский застой в Молдавии разительно отличался от убогой жизни российской глубинки того времени. Для коммунистических вождей СССР было важным сделать из «спорной» территории витрину, доказывающую преимущества воссоединения с матерью-родиной в 1940 году. И они реализовали эту цель. Я хорошо помню караваны румынских автобусов, навьюченных выше крыши бытовой техникой, которую гости из братской страны сметали с прилавков. Помню, как наши русские родственники по приезде пошли в магазин и вернулись с месячным запасом продуктов. Они не могли поверить, что масло, сметана, сыр, колбаса продаются в неограниченном количестве, а не как у них «по талонам». Еще помню, как наша молодая преподавательница, переехавшая из Новосибирска, в порыве откровения сказала: «Ну, у вас здесь совсем, как Запад»!
 
Может ли сытая жизнь молдаван, обретенная за счет карточной системы, процветавшей тогда в коренной России, служить оправданием коммунистического эксперимента?
Для большинства молдавских русофонов – может. Более того, аргумент «дешевой колбасы» становится для них главным возражением против неоспоримых фактов отсутствия у советских людей демократических свобод: выбора, слова, передвижения, получения информации и т.д. В полемическом раже они не замечают, что таким образом становятся на сторону «бездуховного», по их мнению, западного «общества потребления».
 
Многие русофоны не останавливаются на апологетике «развитого социализма». Среди них полно поклонников государственного гения Иосифа Виссарионовича. Сталинские репрессии воспринимаются, как залог брежневского процветания. Не раз довелось слышать рассуждения о том, что суд генералиссимуса был строгим, но справедливым. И в Молдавии де репрессировали исключительно пособников фашистских оккупантов.
 
Такую бесчувственность к исторической памяти своих соседей в какой-то мере можно объяснить тем, что официальная пропаганда сводит российский вклад в жизнь молдавского народа исключительно к массовым репрессиям и голодомору. Реакцией на эти тенденциозные обвинения является популярное среди русофонов количественное сравнение зверств румынских и советских властей на территории Молдавии.
 
Чтобы понять насколько споры о том, кто больше виноват, не совместимы с декларируемыми их участниками христианскими ценностями приведем мартирологи каждой из спорящих сторон. К сожалению, опубликованные на сегодня данные далеки от полноты и позволяют получить представление не о реальном числе жертв, а лишь о масштабах репрессий.
 
По сведениям, приведенным в 2004 году президентом Румынии И. Илиеску, число убитых румынских евреев – более 250 тысяч, цыган – свыше 12 тысяч[8]. Многие считают, что вклад румынских фашистов в холокост и геноцид цыган был, в данном случае, сильно занижен[9]. Румынский режим на территории Бессарабии (1918–40) также унес тысячи жизней представителей всех этнических групп, включая молдаван, которые сопротивлялись Великой Унире (объединению с Румынией в 1918).
 
Румынская армия жесточайшим образом подавляла сопротивление в Бендерах (1918 и 1919 – около 500 расстрелянных), Хотине (1919 – по румынским данным 15 тысяч расстрелянных, около 50 тысяч, страшась репрессий, бежали на советский берег Днестра), Татарбунарах (1924 – по румынским данным сотни, по другим сведениям более 3 тысяч расстрелянных) и других местах. Румынская тайная полиция столь же безжалостно расправлялась с участниками коммунистического подполья, приговаривая их не только к каторге, с которой удавалось вернуться далеко не всем, но и к смертной казни, а также убивая из-за угла[10].
 
Сталинские репрессии на этом кровавом фоне выглядят не менее достойно. Хотя к моменту «советизации» Бессарабии в 1940 году разгул сталинских «троек» был уже остановлен, тем не менее, расстрелы не прекращались. Не установлено, даже приблизительно, сколько «врагов народа» было приговорено к смерти. Счет арестованных по политическим мотивам идет на тысячи. Согласно документам из Государственного Архива РФ, в 1940 году в тюрьмах НКВД на территории Молдавии находилось 2624 человека, в 1941 – 3951. Уголовники среди них составляли не более 5%. В 1944–1946 по обвинениям в шпионаже, предательстве и коллаборационизме было арестовано 5197 человек. В 1947–1948 было арестовано 266 человек, по обвинениям в терроризме, подстрекании к мятежу, антисоветской пропаганде[11]. В 40-х годах из Молдавии активно депортировались «антисоветские элементы».
 
Только в результате двух наиболее масштабных депортаций 1941 и 1949 годов около 60 тысяч человек были отправлены в основном в Сибирь и в Казахстан[12]. Немало из этих людей погибли. Кроме прямых репрессий сталинский режим несет вину за гибель более 100 тысяч человек (около 5% населения тогдашней Молдавии) во время голода, вызванного засухой 1946–47 годов. Официально были зарегистрированы десятки случаев каннибализма. Причинами этой беспрецедентной за всю историю Молдавии катастрофы были не столько вспышки на солнце, сколько стремление местных властей выполнить план по хлебозаготовкам, спущенный из Москвы. Страх прогневать товарища Сталина затмевал все иные соображения. У крестьян забирали последнее зерно, обрекая на голодную смерть[13]. Тех, кто пытался уехать из Молдавии, милиция ловила на железнодорожных станциях и отправляла в места проживания[14].
 
Может ли человек даже с элементарным нравственным чувством оправдывать зверства сталинского режима, как вынужденный ответ на зверства режима румынского?
 
Помимо того, что такой подход бесчеловечен, он отнюдь не противодействует русофобской пропаганде. Более того, подпитывает ее самым действенным образом. Ведь радикальные румыноунионисты работают в той же человеконенавистнической логике: «Кто первый начал»? По их мнению, режим Антонеску справедливо уничтожал евреев за поддержку большевиков. Замалчивание сталинских репрессий, проводившихся в основном по имущественному («классовому») признаку, только помогает этнократической пропаганде представить бесчеловечные акции, которые затронули в равной степени представителей всех народов Молдавии, в качестве русского геноцида «бессарабских румын». Не стоит подогревать каннибальское единство неофашистской и неосталинской противоположностей.
 
Пора усвоить очевидную мысль о том, что не только акции устрашения и «очищения нации» межвоенного и военного режимов королевской Румынии, но и сталинские репрессии были направлены против ВСЕХ наших предков: молдаван, украинцев, русских, гагаузов, болгар, цыган, евреев и др. Выбить почву у русофобов можно единственным достойным способом – создать мартиролог жертв всех политических режимов, сменявшихся на территории Молдавии в течении XX века, поставить им общий памятник.
 
Ностальгия по советским временам приводит к тому, что подавляющее большинство русофонов голосует за молдавских коммунистов. Восьмилетнее правление ПКРМ (2001-2009) – единственный на постсоветском пространстве случай успешного коммунистического реванша. Ориентируясь на свой электорат, коммунисты включают в депутатский корпус немало представителей этнических меньшинств.
 
Тем не менее, находясь у власти, партия «интернационалистов» по сути, проводила ту же политику этнократизма, что и ее предшественники. Ключевые посты (президента, премьера, председателя парламента, генпрокурора, глав основных министерств) оставались в монопольном распоряжении титульного этноса. Предвыборные обещания придать русскому языку статус государственного были забыты. Зато коммунисты приняли «Кодекс телевидения и радио Республики Молдова» (2006), согласно которому было ограничено вещание на русском языке.
 
Страх оставить последнюю надежду приводит к тому, что русофоны прощают бессменному руководителю коммунистов В.Н. Воронину не только отход от принципов интернационализма, но и «буржуазное перерождение». Под его покровительством в период коммунистического правления был создана структура криминального распределения государственных средств и монополизации экспортно-импортных операций, которую иначе, как мафией, не назовешь. Держатель этого бандитского «общака» с говорящей фамилией Плахотнюк сумел «обезглавить» своего патрона. Он посодействовал падению ПКРМ и теперь фактически управляет Молдавией.
 
Особый трагизм ситуации заключается в том, что у Воронина были остатки совести. Благодаря им, был остановлен разгул преступности, росли пенсии и зарплата работников социальной сферы, был осуществлен ряд инфраструктурных проектов. Воронинский протеже напрочь лишен государственных интересов и социальной ответственности. Получилось, что старый коммунист, искренне мечтавший о расцвете Молдавии, взрастил ее гробовщика.
 
В маленькой стране невозможно утаить санкционированные Ворониным аферы его «консильери». Но попробуйте сказать об этом молдавским русофонам. Самым мягким ответом будет обвинение в работе на румынские спецслужбы и вашингтонской обком. Печально видеть, как несколько десятков искренних русских ребят в качестве бесплатной массовки машут флагами на коммунистических митингах. Они полагают, что защищают «трудовой народ», на деле охраняя «нетрудовые доходы» коммунистического вождя. Эффект зомбирования рано или поздно пройдет. Как им будет горько за бесцельно прожитые годы слепой веры в преданное Ворониным дело коммунизма.
 
Вторая, не менее важная чем коммунизм, палочка-невыручалочка молдавских русофонов – это Россия-матушка. Слова «верить» и «знать» для российских патриотов в изгнании являются антонимами. Такая ленивая нелюбопытность приводит к тому, что сведения о великой России, 13 лет поднимающейся с ревматических колен, черпаются преимущественно из программы «Время» и сайтов радикальных шовинистов.
 
Нежные чувства к исторической родине выплескиваются без остатка на ее трижды президента. Для русофонов Владимир Владимирович Путин – рыцарь без страха и упрека, отчаянно сражающийся с драконом Запада. По их мнению, для того чтобы любить Россию надо обязательно ненавидеть западный мир, погрязший в педерастии вкупе с либерализмом.
 
По этой же причине российские белолентночники для молдавских русофонов – извращенные «либерасты» и наймиты Госдепа. У людей, которые в Кишиневе с искренним возмущением выходят на митинги против коррумпированного режима, почему-то не возникает допущения, что российские граждане тоже имеют право задавать нелицеприятные вопросы своему правительству.
 
Духовную связь с родиной русофоны осуществляют преимущественно через Московскую патриархию Русской православной церкви. Правда, их православие скорее виртуально. В церковь русофоны редко ходят даже по большим праздникам. Христианскую любовь им в последнее время заменяет ненависть к Pussy Riot. Будь их воля, они бы четвертовали трех бесстыжих девчонок.
 
Декларативная любовь к православию «паа-маасковски» органично сочетается с глубокой неприязнью к православной Румынии. Не зная языка, молдавские русофоны почти ничего не ведают об истории и современной жизни соседней страны. Знание подменяется фобиями, по уровню чудовищного невежества сопоставимыми со средневековыми представлениями об евреях. Если русофону, например, сказать, что в Румынии со времен Дракулы принято в ритуальных целях пить кровь русских девственниц, то он, даже не поверив в подобный навет, будет из соображений политической целесообразности пересказывать его румынофобствующим единоверцам.
 
Вот такой неприглядный портрет у меня нарисовался.
Мои русскоязычные братья могут с возмущением спросить: на каком основании гастарбайтер, проводящий большую часть времени вдали от родины, сделал эти психопатологические выводы?
 
Современные технологии общения, дорогие земляки, позволяют, даже уехав, оставаться «вконтакте» с вами. Благодаря социальным сетям появилась возможность существенно расширить аудиторию и, тем самым, получить фактическую базу для обоснованных обобщений. «Посты» и «каменты» сотен молдавских «друзей» в Фейсбуке дают убедительное представление о тенденциях сознания. Эта «социологическая» функция детища Цукерберга во многом оправдывает время, потраченное на «одиночество в сети». Чтение френдленты, поражающей агрессией и самоуверенным невежеством, стало побуждением к написанию данной статьи.
 
Если я что-то наврал, утаил, исказил – опровергните меня. Но, вместе с тем, задумайтесь: А может в чем-то этот противный еврей прав?
 
 
Сергей Эрлих, специально для eNews
[1] В ПМР в 2004 году была проведена своя перепись населения, согласно которой из общего числа 555, 5 человек молдаване составили 31, 9%, русские – 30,3%, украинцы – 28,8%, остальные – 9% (Крамаренко И. Оглашены предварительные итоги приднестровской переписи населения // Ольвия-прессс. Б.д. URL: http://www.olvia.idknet.com/ol37-09-05.htm)
[2] Перепись населения 2004 года // Национальное бюро статистки. Б.д. URL: http://www.statistica.md/pageview.php?l=ru&idc=295
[3] Украинско-молдавские культурные взаимосвязи в период социализма. Киев: Наукова думка, 1982. С. 72. URL: http://chimishliya.ru/03_ukrmd/72.htm
[4] Украинцы – коренные жители Молдовы URL: http://press.try.md/item.php?id=118996
[5] Будущие украинцы – это «казаки» из перечня Кантемира.
[6] Суляк С.Г. Русины Молдавии: право на сохранение этничности // Этнографическое обозрение online. 2007. Январь. URL: http://journal.iea.ras.ru/online/2007/EOO2007_1b.pdf
[7] См. сайт «Международной организации франкофонии» URL: http://www.francophonie.org/
[8] Final Report / International Commission on the Holocaust in Romania; president of
the commission: Elie Wiesel; ed. Tuvia Friling, Radu Ioanid, Mihail E. Ionescu. . Iaşi:
Polirom, 2004. Р. 12.
[9] Назария С.Холокост. Страницы истории (на территории Молдовы и в прилегающих областях Украины. 1941-1944). Кишинев: Славянский университет, 2005. 303 с.
[10] Шорников П.М. Бессарабский фронт. 1918-1940. Тирасполь: Полиграфист, 2011. С. 27, 33, 48, 72.
[11] Pasat V. Calvarul. Documentarul deportăriilor de pe teritoriul RSS Moldoveneşti. 1940-1950. М.: РОССПЕН, 2006. P. 102, 121, 186, 181.
[12] Pasat V. Calvarul. Documentarul deportăriilor de pe teritoriul RSS Moldoveneşti. 1940-1950. М.: РОССПЕН, 2006. P. 121, 122, 238, 272. Ср.:Полян П.М. Не по своей воле. История и география принудительных миграций в СССР. М.: ОГИ, 2001. 328 с. URL: http://memo.ru/history/deport/
 [13] Бомешко Б.Г. Засуха и голод в Молдавии 1946-1947 гг. Кишинев: Штиинца, 1990. 53 с.
[14] Pasat V. Calvarul. Documentarul deportăriilor de pe teritoriul RSS Moldoveneşti. 1940-1950. М.: РОССПЕН, 2006. P. 163.