Перевертыши

 В отделе писем и социальных проблем "НМ" работаю вот уже 19 лет, а до этого более десяти лет возглавляла такой же отдел редакции другой газеты. Работа насколько интересная, настолько же хлопотная: ежедневные встречи с разными людьми, соприкосновение с проблемами и судьбами людей. Ранее, когда в стране был относительный порядок, до какой-нибудь из властных структур можно было достучаться и что-то решить — не только соприкоснуться, но и по возможности откорректировать проблемы и судьбы людские повернуть на знак плюс... И так далее и так далее.
 
Последние годы по телефону отдела предписано высказывать и мнение о газете, об опубликованных в ней материалах. В отделе же остался всего один человек, а его как такового — отдела писем и социальных проблем — уже нет. Но осталась память людская, которая по-прежнему направляет посетителей в "НМ". Многие из них с порога заявляют: "Знаем, что властям народ до лампочки, но здесь нас хотя бы выслушают, совет дадут, слово доброе скажут и позволят пар выпустить..." Так что, как и в прежние, благополучные и не очень для страны и для газеты годы, люди пишут в редакцию, приходят, звонят. Однако пишу эти строки не с тем, чтобы пожаловаться на сверхзанятость и сверхзагруженность, а для того чтобы читатель понял, к чему строки, которые последуют ниже.
 
...Звонок не был неожиданным хотя бы потому, что был десятым. В этот день звонил Олег Яцко и недоумевал, к чему был парад напыщенный (не пышный!) 27 августа при такой нищете, звонила читательница из Чимишлии и указывала на досадную ошибку... И вот где-то 10-й по счету звонок, похоже, местный.
 
- Здравствуйте. Начну с того, что я работал первым секретарем райкома партии и председателем райисполкома. Так вот, если бы вы в ту пору опубликовали такую статью, как "20 лет борьбы за Молдову", вас бы вместе с автором и всей редакцией отправили в Сибирь, а то и дальше, если не расстреляли бы.
 
- Какой же вы однако, крутой, в смысле нрава. Сразу "в Сибирь", "расстрелять"... А как же плюрализм мнений?
 
- Какой там плюрализм! И чье здесь мнение выражено — человек даже не подписался, а вы опубликовали анонимку. Речь вроде от первого лица ведется, а кто это лицо — поди знай, подписи-то нет...
 
- Быть такого не может. Если мы и прибегаем к напечатанию посланий без подписи, то непременно даем этому разъяснения. Читайте внимательней, подпись должна быть.
 
Развернув газету, я увидела подпись автора, но не внизу материала, как это было принято когда-то, а вверху. Сказала об этом звонившему.
 
- Ну и кто он, этот ваш Ион Маху? И как его найти?
 
- Там указана и должность автора, так что по справочнику, думаю, вы сможете его разыскать и сказать все — что думаете о статье.
 
- Не буду я его искать, а вы зарубите себе на носу и Маху передайте: мы — румыны и язык наш — румынский, и родина наша - Румыния: А те, кто считают себя молдаванами: они — молдобои (молдобыки), а женщины — молдоваки (молдокоровы)...
 
- Как же вы, батенька, проработали на таких ответственных должностях с такими взглядами и интеллектом? Неужто вы и тогда придерживались этих взглядов? И как же вы за это не угодили туда, куда нас сегодня посылаете?
 
- А я что, дурак? Я же знал, что, как и когда говорить. Время тогда было такое. Вот скажите, почему на собраниях обязательно надо было говорить по-русски, если там в основном все были молдаване и только представитель из центра — русский?
 
- Наверное, из уважения к представителю. А скажите, разве это он настаивал, чтобы вы по-русски говорили, или это вы выслуживались? Ведь в селах на собраниях не владеющие русским колхозники, но имеющие что сказать, о наболевшем говорили на своем родном.
 
- Так им нечего было терять, потому и мололи языком. А вы запомните, что мы — румыны и язык, наш румынский. Я 1939 года рождения, и в документе о рождении записано было, что я — румын.
 
- Тогда вы были младенцем, и вам было все равно, что в документе написано, а после 40-го стали гражданином СССР. Однако, повзрослев, наверняка не настаивали на своем "румынстве", а наоборот, тщательно скрывали его и стремились сделать карьеру. И это вам удалось, судя по сказанному вами — что работали в партийных и советских органах. И наверняка, карабкаясь по служебной лестнице, не одного бедолагу заложили — задавили за лояльность и любовь к чужим странам и за отличные от ваших взгляды... Говорите, с 39-го года вы? Странно, возраст еще не преклонный, а уже в маразме: Неужто вы забыли, что именно в советские годы вопрос о национальности и языке в Молдове вообще не стоял: все жили дружно, помогали друг другу, молдаване на русских, украинках женились и наоборот, все были, как одна семья. Тогда в Румынию стремились молдавские модницы — там трикотаж был красивым и дешевым, а румыны наши продукты уважали. А так ведь не было ни дружбы особой между соседками-странами, да и вражды не наблюдалось.
 
- Поэтому вы и не стремились выучить язык коренного населения. Навязали нам Приднестровье, развязали войну...
 
- Приднестровье — тема особая, не надо ее касаться, а про язык — ошибаетесь. Вам с каким акцентом его преподнести — с бухарестским или кишиневским?
 
Моего собеседника не сильно смутило то, что я перешла на молдавский. Он лишь воскликнул: "Так вы молдаванка?" Потом, видимо, вспомнив, что по его мнению, таких нации и языка нет, поправил себя: "Вы — басарабянка?"
 
- Я просто владею языком коренной национальности, и в отличие от вас считаю, что национальность и язык не должны служить яблоком раздора. В 72 года пора это уже понять, а не упираться рогом и изрыгать из него националистические лозунги. Не спорю, может, в советские времена настоятельно рекомендовали учить русский язык, но лишь для того, чтобы расширить кругозор и возможности образования. Ведь не было рекомендаций забросить родной язык. Многое зависело и от преподавателей — языковедов. Выпускники Токмазейской семилетки, а затем Тейской средней школы русский знали благодаря усилиям и таланту незабвенной Анны Васильевны Банул и Николая Афанасьевича Паламарчука. В Токмазейской семилетке и преподаватель молдавского Мария Евдокимовна Волонтир была на уровне, а вот в средней язык "коренной национальности" преподавал директор школы, вечно озабоченный хозяйственными делами, поэтому его знали слабо...
 
- И все равно мы — румыны...
 
- Да хоть папуасом будьте вы, в 72 года уже пора уметь отделять зерна от плевел. Как же вы районом руководили? Ясно, что тогда вы прислуживали, выслуживались, изворачивались, предавали других и продавались сами. Кто-то на веру принимал все это, кому-то, как и вам, тогда это выгодно было. Называлось это "уметь жить". А что же теперь, перед кем вы выслуживаетесь?
 
 
- Поймите же вы, что тогда по-другому нельзя было жить, за откровение можно было кое-куда угодить...
 
Я стояла у истоков григориопольской газеты "Дружба". Новый район, новая газета. "Первый номер должен быть интересным, но и последующие не хуже. Напишите очерк о Василии Тимофеевиче Куптере из Хыртопа (колхоз имени Калинина). Фронтовик, кавалер ордена Ленина, председатель. Интерес представляет также коллектив швейного цеха райпромкомбината, возглавляемый Музой Михайловной Ивановой", - советовал секретарь райкома по идеологии Михаил Иванович Чуш. Он говорил о деловых качествах людей, не упоминая о их партийности, тем более о национальности. И не стеснялся советоваться со мной, 24-летней беспартийной, поскольку видел во мне человека, лучше него разбирающегося в газетном деле. Первый номер как и последующие, получился интересным благодаря молодому интернациональному коллективу во главе с Прасковией Федоровной Зидрашко, затем Марией Прокофьевной Цеслюк.
 
Попадались, однако, и перевертыши типа моего оппонента. После Марии Прокофьевны редакторы у нас не задерживались. Один пошел на повышение, его последователь репатриировался в Украину, а того, кто с вожделением смотрел на редакторское кресло, в него не водружали: мерзковатый был, доносил на всех. И вот очередной редактор: деловой и в то же время безхитростный, со всеми старается найти общий язык. Вдруг узнаем, что вызывают его на ковер. Доносчик уже примерял на себя кресло, а редактор пришел, собрал коллектив и сказал, что отныне он отвечает за молдавский вариант районки, поскольку русского языка не знает и тайны из этого не делает. Сказал лишь с досадой: "Зачем было доносить в райком об этом, когда мы и на месте могли бы решить вопрос с ошибками в русском варианте? Вот товарищ Х — филолог по образованию, ему и карты в руки". Так доносчик наказал сам себя — типографии в Григориополе не было, газету печатали в Криулень, куда надо было ехать и читать полосы редактору и его заместителю.
 
Однако я этого оппоненту не сказала. Попросила лишь назвать себя. Он наотрез отказался, сказав, что знает, зачем мне это надо. А надо мне было это, чтобы разговор пошел легче, чтобы знать, с кем беседу веду.
 
- Не бойтесь, не донесу, не в моем это характере. Да и доносить на вас не знаю кому. Может, вам покажется странным, но меня в свое время тоже вызывали в КГБ. Спрашивали, правда ли, что мой коллега игрек рассказывает анекдоты про Брежнева. "Сейчас легче назвать того, кто этого не делает. Наверняка и вы их рассказываете, по крайней мере, слушаете с удовольствием, не так ли?" - вопросом на вопрос ответила я. А на совет обо всем подозрительном докладывать кое-куда, резко сказала: "Ни за что и никогда!" И представьте, меня не арестовали и не преследовали.
 
- Наверное, вам нечего было терять...
 
- Ну почему же? У меня была семья, квартира была, друзья. То есть риск был. Но и козырь у меня был мощнейший - я никого не предавала, и люди на моем пути попадались честные — Сергей Федорович Вакулик, Вадим Николаевич Мишин, Семен Яковлевич Евтодиев, Тимофей Горчак... Они ценили людей по профессиональным качествам, за смелые материалы только хвалили, и журналистов защищали от нападок "старателей — копателей" вроде вас. А вы наверняка и в партию пролезли — не каждого тогда в ряды КПСС принимали, больше рабочих и колхозников жаловали.
 
- А как же! Беспартийные в райкомах партии не работали. Всякое было, времена такие были...
 
Услышала про "времена", и почему-то вспомнились строки поэта Юрия Левитанского:
    "Каждый выбирает для себя
    Женщину, религию, дорогу.
    Дьяволу служить или пророку -
    Каждый выбирает для себя".
 
Но я не стала цитировать моему телефонному визави Левитанского. Обратила лишь его внимание на то, что язык, за который он рвет глотку, на самом деле знает неважно. Сказав, что постараюсь передать его претензии по поводу возмутившей его статьи по адресу, распрощалась с ним на молдавском. Оппонент пытался еще что-то возразить, кричал, что если бы на первом Великом национальном собрании Снегур и Хадыркэ скомандовали громить дома русских, он был бы в первых рядах... Но он перестал мне быть интересным, да и беседа наша затянулась, а я знала, что еще многие наши читатели хотят высказаться по поводу той или иной статьи. И была права: было несколько звонков в пользу статьи Иона Маху.
 
 
Анна МЕЛЕКА.