Знаменательное событие произошло в Лондоне в самом разгаре сентябрьского финансового обвала. В то время как лондонский Сити был потрясен крахом крупного американского инвестиционного банка Lehman Brothers и массовым изъятием вкладов из британского ипотечного банка HBOS, лондонский аукционный дом Sotheby's провёл аукцион работ художника Дэмиена Херста, который побил все рекорды, составив почти 200 млн долларов в общей сумме продаж. Цифра, незначительная по сравнению с суммами, уничтожаемыми в это время на Уолл-стрит, всё же свидетельствует о достойном удивления вотуме доверия к работе одного художника.Любой финансовый бум, включая тот, который только что завершился явным крахом, тесно связан с миром искусства. Флоренция эпохи Возрождения многим обязана покровительству Медичи. Венеция 16-го столетия превратила богатства, вырученные в торговле пряностями, в полотна Тициана и Тинторетто.Следующим крупным мировым центром торговли стал Амстердам, где преуспевшие бюргеры поощряли возникновение нового направления в искусстве, произведя эпоху Рембрандта. Немалую долю своего состояния вкладывали в искусство великие финансисты 19-го и начала 20-го столетий - Джон П. Морган, Генри Фрик и Эндрю Меллон.В их глазах коллекционирование произведений искусства представляло собой не просто жест благотворительности или проявление гражданского духа, равно как не сводилось к крайне дорогостоящему увлечению. Принадлежащие им галереи в явственной и доступной общественности манере говорили о проницательности и здравом смысле, на которых строились их финансовые предприятия.В противоположность этому, здравый смысл в области финансов по характеру своему скрыт для постороннего рассмотрения. Он зависит от внутренних сделок, от способности опередить рынок. Судить со стороны о том, кто делает верные ставки, а кто безоглядно рискует, невозможно. Поэтому необходима своего рода посредническая деятельность, благодаря которой непосвященные могут убедиться в том, что процессы выноса обоснованных суждений и оценивания действительно имеют место.Последняя эра мирового финансового дела - вероятно, мы уже можем говорить о ней как о завершившейся - отличалась от финансового витка, случившегося столетие назад. Новыми были и её культурные проявления.Для некоторых действующих лиц этого периода коллекционирование произведений современного искусства явилось показателем того, что финансовое дело обрело характер скорее креативного процесса, нежели осталось миром их предшественников. Морган и Меллон в основном собирали работы старых итальянских мастеров 16-го столетия, репутация которых не требовала дальнейшего утверждения.Но коллекционеры, пришедшие им на смену, больше походили на Медичи: своё покровительство они использовали, поощряя произведения новой культуры. Здесь, как и при размещении капитала, завсегдатаи рынков современного искусства полагались не столько на собственные суждения, сколько на отряды искушённых советников и агентов, способных распознать, какое из направлений лучше всего отразило дух времени.Наивных непосвященных мир современного искусства приводил в недоумение. Почему законсервированная в формальдегиде корова олицетворяет великое культурное достижение? И что общего с художественным новаторством или оригинальностью имеют куски ткани, равномерно покрытые цветными точками - произведения больших механизированных мастерских Херста?Однако не приходила ли широкая публика в такое же недоумение по поводу всё усложнявшихся видов финансовой продукции, ставших предметом торговли? Действительно, в связанных с ней видах риска, кажется, не вполне разбирались даже сами законодатели и члены верховного управления компаний, строивших эту отрасль.Некоторые современные художники и их покровители прямо указывают на параллель между современным искусством и новыми финансовыми продуктами. Deutsche Bank, самый выдающийся банк Европы, коллекционирующий произведения искусства, опубликовал мнение учёных экспертов, сводящееся к тому, что клиенты, т.е. широкая публика, "чрезвычайно консервативны, скучны, лишены всяческого воображения и не имеют собственного мнения".После финансовых крахов, таких, как лопнувший "доткомовский" пузырь в 2000 г., или катастрофа субстандартных займов в 2007-2008 гг., подобный взгляд может показаться самонадеянным. Параллель между непонятным и кажущимся бессмысленным искусством и не поддающимися разумению финансовыми продуктами кажется скорее губительной, чем успокаивающей.Так в чём же причина успеха аукциона Херста? Частично это объясняется тем, что его искусство было далеко не непонятным. Произведение, появления которого ждали с наибольшим нетерпением, бык с золотыми рогами и копытами, носило с очевидным умыслом название "Золотой телец".Однако покупателями двигали и другие побуждения. Одним из показателей является тот факт, что российские покупатели платили огромные деньги в то самое время, как таяла российская банковская система. Одновременно с этим, подскочил спрос на золотые ювелирные изделия. Поиск неденежных средств кажется характерным поведением в момент любого финансового кризиса - тем, что во времена великой гиперинфляционной драмы Веймарской Германии стало известно как "die Flucht in die Sachwerte", "полет к материальным средствам".Искусство также служит способом сохранения ценностей. Однако для того, чтобы на эту функцию искусства можно было положиться, покупатель должен быть уверен в долговременной ценности желаемого объекта.Банкиры эпохи итальянского Возрождения приобретали произведения искусства ещё и потому, что последние напоминали им о непреходящих ценностях, выходящих за рамки банальных сделок. В обладании полотнами и скульптурами они видели связь с вечностью. Может ли кто-то сказать то же самое о произведениях Дэмиена Херста?© Project Syndicate, 2008