ПрИх0дЪ 2 (чЕртИ)

Альберт Масякин был убог и жутко одинок. Когда он родился, врач сморщился и показал уродца медсёстрам. Те его пожалели, тоже поморщились и поспешили отвернуться. И даже мама Альберта, когда кормила его грудью, обычно отворачивалась – иначе молоко скисало. В детский садик его водить не получалось – детки, хоть маленькие, а тут же объединялись и с лопаточками и ведёрками шли его бить как крестьяне Франкенштейна. В школе… ну вы понимаете…Как ни странно, такое издевательское отношение вовсе не сделало из Масякина суперзлодея или забитого слюнтяя. Он вырос тихим и скромным ночным сторожем (эта работа ему удавалась как никакая другая и его как сторожа ценили) и поселился в небольшом доме где-то в частном секторе. А теперь, когда ему было уже шестьдесят, он был вполне счастлив. Занимался садом, вырезал по дереву и читал французских классиков. Вырастил вокруг дома плотный терновый забор от соседей, поставил в саду кресло качалку и вырыл прудик. Соседи почему-то воспринимали это как отклонение от нормы и пытались всеми способами напоминать Альберту что на самом то деле он совершенно несчастен и по всем правилам должен уже спиться и в пьяном виде попасть под машину. Может потому что он не хотел попадать под машину, может оттого что сопротивлялся несчастности, Альберт Масякин не пил. Вообще! Даже пиво! И тем удивительней кажется приключившаяся с ним история.Масякин проснулся, вынул из-под себя смятый журнал "Москва" и поспешил на кухню ставить чайник. Четыре утра. Солнце только всходит и в курятнике забеспокоились куры, которые в щели смотрели как во дворе расползается по норам утренний урожай червяков. Кролики, наоборот, устали и разошлись по углам. Чертёнок в сенях усердно вылавливал из бочки солёный огурец. Что-то в этом Масякина смутило. Он вернулся в сени и ещё раз посмотрел на чёрта. Тот не собирался исчезать, и только сопел, водя волосатой лапкой в рассоле. К присутствию бесёнка Альберт не был готов. Он меланхолично подошёл к бочке, поймал огурец и протянул его чёртёнку – тот недоверчиво поводил пятачком, но огурец взял и побежал в дом. Недоумевающий Масякин поплёлся следом.На кухне чертей была уже целая компания – несколько сидели на табуретках и ковырялись в буханке хлеба, один инспектировал холодильник, а тот из сеней расселся на подоконнике с копытами и хрустел огурцом, наблюдая за курами во дворе. Все были как близнецы – маленькие, чёрненькие со свалявшейся шерстью, на головах рожки, а над рыльцами – чёрные как у плюшевых медведей блестящие глаза. Как ни прискорбно, Масякину пришлось признать, что он сошёл с ума. Он пошёл в комнату, включил «доброе утро» и стал ждать, когда откроются больницы. Черти тоже прицокали к телевизору. Расселись на полу, чавкали хлеб и весело хрюкали на только им понятные шутки. В восемь часов Масякин пулей вылетел из дома и поспешил в больничку, где потребовал срочного приёма психиатра. Судя по виду, психиатр и сам неоднократно общался с чертями – был небрит, помят и пах воткой. Зато подошёл с пониманием: спросил, что Масякин пьёт, что курит и сколько, что ел в последние несколько дней итд. Альберт честно признался, что он непьющий и некурящий, чем вызвал недоверие. Однако в больничку его всё-таки положили. Масякина кормили диетической кашей, ставили капельницы с глюкозой и физраствором, кормили феном и выводили на общественные работы. Это, по мнению врачей, являлось лучшим средством от чертей. Через две недели Масякин в очередной раз заявил на утреннем осмотре, что «за минувшие сутки чертей на территории заведения обнаружено не было» и его отпустили домой.***Черти кормили кур гвоздями. Один сидел в саду и вытаскивал из грядки червяков, которых бережно складывал в миску. Масякин не стал узнавать, кого тот собрался кормить- своих коллег или карасей в пруду, и побежал обратно в больницу. Старшая сестра (на самом деле она была уже не старшая, а старая) Матрёна почему-то Альберту не поверила – по её диагностическому опыту трезвый дед,, хоть и такой страшный, не мог видеть чертей. А уж если пришёл ложиться, значит каши на халяву хочет. Выслушав обвинения Масякин отправился обратно.Во дворе было тихо. Несколько дохлых куриц лежали прямо перед крыльцом, а остальные испуганно жались друг к другу на грядке укропа. Банка из-под гвоздей валялась тут же,но уже пустая. Масякин подобрал банку, сложил куриц в кучку и пошёл в дом. Там два бесёнка смотрели сельский час. Остальные куда-то делись. Дед согнал чертей с кровати и лёг обдумывать своё незавидное сумасшедшее будущее. На чердаке что-то скреблось.Когда он проснулся, в доме пахло палёными волосами. На кухне черти увлечённо поглощали куриц, расплёвывая вокруг себя кости, перья и гвозди. Увидев Масякина, они поделились угощением и положили на стол почерневшую замученную тушку в горелых перьях, и с испуганно открытым клювом. Масякин поблагодарил и отказался. Курицса исчезла, чавканье возобновилось. Дед взял коробку печенья и пошёл в сад, подальше от запаха. Впрочем, до сада он не дошёл – прямо перед крыльцом стоял блестящий и огромный самогонный аппарат. Масякин оглянулся и увидел, что все черти столпились перед окном и смотрели, как он воспримет их подарок. Он вздохнул и понёс аппарат в подвал. Кажется, у него не было дрожжей. В процессе выгонки все участвовали с одинаковым воодушевлением – чертенята таскали сахар, меняли воду под змеевиком, подставляли бутылки. Когда вся первая партия была перегнана и розлита, черти как один метнулись наверх и вернулись со стаканами. Один стакан предложили Масякину. Он не пил. Он не хотел пить, но семь пар блестящих глаз внимательно на него смотрели и не уходили. Через несколько минут такой психологической атаки Масякин сдался – он позволил налить себе полстакана первача, чёкнулся со всеми и, морщась, глотнул. Черти тоже выпили и радостно завизжали. В голову к Масякину пополз туман, но теперь он был абсолютно спокоен – всё вставало на свои места...