Яйцевилизация.Блефуску и Лилипутия,
О чём умолчал Свифт, или Чем закончился великий спор остроконечников и тупоконечников
Как известно всякому, кто читал сочинение Джонатана Свифта «Путешествия Гулливера», причиной бед Лилипутии стал идеологический конфликт между остроконечниками и тупоконечниками.
Свифт описывает причины конфликта и его развитие таким образом:
Всеми разделяется убеждение, что варёные яйца при употреблении их в пищу испокон веков разбивались с тупого конца; но дед нынешнего императора, будучи ребёнком, порезал себе палец за завтраком, разбивая яйцо означенным древним способом. Тогда император, отец ребенка, обнародовал указ, предписывающий всем его подданным под страхом строгого наказания разбивать яйца с острого конца. Этот закон до такой степени озлобил население, что, по словам наших летописей, был причиной шести восстаний, во время которых один император потерял жизнь, а другой — корону.
…Насчитывают до одиннадцати тысяч фанатиков, которые в течение этого времени пошли на казнь, лишь бы не разбивать яйца с острого конца. Были напечатаны сотни огромных томов, посвящённых этой полемике, но книги Тупоконечников давно запрещены, и вся партия лишена законом права занимать государственные должности.
Вот такие случились ужасы. Далее дело дошло до первой в лилипутской истории мировой войны, в которой Лилипутия благодаря вмешательству Гулливера победила. На этом Свифт и завершает свою историю, а она имела прелюбопытное продолжение.
Победа Лилипутии оказалась временной и непрочной: несломленное Блефуску не допустило на свои земли захватчиков, откупившись от победителей деньгами и разными уступками. Правда, агенты Лилипутии в Блефуску склонили часть местной аристократии к принятию остроконечничества, что послужило причиной Первой блефускианской революции и установлению парламентской республики. Однако Лилипутия от того ничего не выиграла, так как к тому времени её охватила опаснейшая ересь: появилась секта истиннояйцых, возглавляемых неким Пророком Овулярием, который учил, что само варение яйца и тем более разбиение скорлупы является страшным кощунством: дозволено лишь высасывать яйцо в сыром виде через дырочки в скорлупе, проделываемые с обеих концов.
Эта новая вера оказалась чрезвычайно заразительной – под чёрные знамёна с белым яйцом (символ истиннояйцых) встала треть населения страны. Сражались воины Пророка как одержимые, а на захваченных территориях устанавливали ужасающие порядки: всякого обвинённого в разбитии яйца, хотя бы по неосторожности, ждало отсечение головы, обвиняемые в варении яиц и тем более жарке яичницы, варили заживо или жарили на кострах; были уничтожены все кулинарные книги, за ними последовали сочинения по биологии, также снесены красивейшие здания столицы, ибо раствор, скреплявший камни, был, по слухам, замешан на яйцах… Одним словом, овуляры превратили и без того невесёлую жизнь лилипутов в сущий ад, и если бы не смерть Пророка от сальмонеллёза и не своевременное вторжение революционного блефускианского флота, то древняя культура Лилипутии была бы уничтожена полностью. Так что, когда блефускианские карательные отряды огнём и мечом истребляли последние цитадели истиннояйцых, никто особенно не сострадал сектантам. Правда, полностью истребить их не удалось: остатки верных Пророку бежали на пустынный остров Боравия. Преследовать их блефускианцы не стали, рассчитывая, что те сами перемрут от голода и скуки.
Забегая вперёд, скажем, что еретики выжили и даже создали что-то вроде государства. Правда, биологическое разнообразие видов на острове оставляло желать лучшего: из съедобной живности там водились только овцы да козы, кур не было вовсе, а яйца местных птиц не отличались кулинарными достоинствами, да и сальмонелла свирепствовала. Поэтому руководство секты пошло простым путём – вообще запретило употреблять в пищу яйца. Это давало возможность затаившимся на острове сектантам презирать все остальные народы, которые хоть и едят сытнее, но зато употребляют в пищу «всякую мерзость, недозволенную Пророком».
Победоносные блефускианцы тоже столкнулись с яичной проблемой. Своих истиннояйцых они, правда, придушили в зародыше, что обошлось в три погрома, два страшных кровопролития, тридцатилетнее правление Святой Яйцеквизии и всякие ужасы типа публичной казни семилетнего ребёнка, застигнутого родителем за попыткой высосать через дырочку голубиное яичко… Так или иначе, фанатизм был повержен, хотя и дорогой ценой. Чтобы навеки обезопасить страну и мир от этой пагубы, парламент Блефуску запретил любые рассуждения о яйцах и скорлупе. Книги остроконечников и тупоконечников были изъяты из библиотек и торжественно сожжены на огромном костре в центре столицы, а публичное разбитие яиц объявили преступлением против нравственности. Поскольку же вовсе отказаться от яиц было сложно – курятина составляла основу рациона простых блефускианцев – в ход пошли специальные средства. Простейшим из них стал бесформенный мешочек из тёмной ткани, в который упаковывалось предназначенное к разбиению яйцо. Предполагалось, что бьющий не видит, с какого конца он его бьёт. Впоследствии стали применять второй мешок, побольше, в который просовывалась рука с первым мешочком, и разбиение осуществлялось уже там. Всё это было крайне неудобно, но по сравнению с ужасами фанатизма казалось терпимым. Придерживающиеся иного мнения быстро оказывались в поле зрения Святой Яйцеквизии – которая, хотя и лишилась чрезвычайных полномочий, оставалась всё же весьма влиятельной и крайне неприятной организацией.
Беда пришла от образованности. Некий философ по имени Маггер начал проповедовать в салонах теорию, согласно которой разбиение яиц в любом количестве мешков является всего лишь жалкой ханжеской увёрткой, так как яйцо ведь всё равно разбивается с какого-то конца, и все это знают. «Мы не решили проблему, а всего лишь закрыли на неё глаза» - заключал он. Вместо этого он предложил совершенно иной, честный и откровенный подход – варить яйца исключительно парами, а потом разбивать одно яйцо с тупого конца, а другое с острого, что позволит счастливо избежать и ханжества, и фанатизма, навсегда покончив с пресловутой проблемой… Святая Яйцеквизия, разумеется, обратила внимание на говорливого интеллектуала, но тот потребовал публичной экспертизы своих воззрений. Яйцеквизоры на это напомнили, что публичные дискуссии о яичной проблеме запрещены, на что Маггер заявил, что, как законопослушный гражданин, имеет право защищать себя от подозрений в тупо-, остро- или уж тем более истиннояйцести. Публика, разумеется, встала на сторону мыслителя.
Тем временем в оккупированной, униженной, но не сломленной Лилипутии тоже появились новые учения. Особенное влияние приобрела школа Равнодольников, согласно которому проблема разбиения варёного яйца решалась варением такового вкрутую с последующим разрубанием напополам, и последующей синхронной очисткой обоих половин двумя людьми. Грехом, соответственно, было объявлено разбиение яйца в одиночестве, а также недоваривание такового. Поскольку же блефускианцы взяли в обычай – по вышеуказанным причинам – кушать яйца без лишних свидетелей, а варить их предпочитали «в мешочек», то идеология Равнодольности оказалась чрезвычайно востребованной для задач национально-освободительной антиблефускианской революции. Которая, кстати, прошла относительно гладко, так как Блефуску было ослаблено экономическим кризисом, а содержание оккупационных войск в Лилипутии обходилось с каждым годом всё дороже. К тому же зашевелились истиннояйцые на своём острове, где к тому времени обнаружилась нефть, что блефускианцев чрезвычайно обеспокоило. Так что, выбирая между попыткой удержать Лилипутию и военной операцией на Боравии (с целью взятия под контроль месторождений), блефускианская элита выбрала второе и не прогадала.
Что касается лилипутов, то лет через десять они убедились, что разрыв хозяйственных и иных связей с Блефуску бьёт и по ним самим. Разумный эгоизм восторжествовал и на острове, так что правящие круги обоих государств пришли к выводу о необходимости подписания договоров о вечном мире и экономическом союзе двух стран. К сожалению, этому препятствовал непреодолённый яичный раскол. В Блефуску к тому времени учение Маггера окончательно победило, лилипутские равнодольники считали его неприемлемым, отказываться же от своих выстраданных воззрений никто не хотел.
Для того, чтобы решить проблему, был создан межгосударственный Яйцетет, состоящий из лучших интеллектуалов обеих стран. Этот think tank работал долго и сожрал уйму денег, но в конце концов выработал решение, более или менее устроившее обе стороны.
Метод очистки яиц был предложен следующий. Яйца варились по два – здесь применялось учение Маггера. Однако чистил их не один человек, и даже не два, как того требовало учение Равнодольников, а трое. Оба чистильщика должны были синхронно разбить – один тупой конец своего яйца, другой острый конец своего. Синхронизм обеспечивался свистом, который издавал третий, руководящий процессом человек, для чего использовался специальный яичный свисток. Варка одного яйца, без пары, была объявлено безнравственной, предосудительной и нарушающей общественные приличия. Единственным допустимым исключением была варка яйца вкрутую – тогда его следовало разрубить, как учили Равнодольники, а очистка половинок должна была осуществляться опять же двумя людьми и начинаться опять же синхронно и по свистку, во избежание даже невольного подчёркивания приоритета тупого или острого конца. Эта манера особенно прижилась у военных – крутое яйцо разрубали саблей, и ей же со свистом рассекали воздух, подавая знак к облупливанию… Что касается употребления сырых яиц, то его запретили, во избежание сальмонеллёза.
Конечно, подобный modus operandi трудно было назвать простым и естественным. Но это был хоть какой-то выход, и внедрение Синтетического Равнодольного Маггерианства прошло, в общем, без эксцессов. Образованные классы обеих государств, во всяком случае, приняли его охотно – до того всем надоела многовековая проблема, не стоящая, в общем-то, выеденного яйца.
А через полвека после торжества нового учения до берегов Лилипутии добрался корабль из Урсолании.
Урсолания была довольно обширным континентом, большим, чем даже Лилипутия. Спокон веку Урсолания была единым государством, естественно – монархией. Когда-то между Урсоланией, Лилипутией и Блефуску существовало оживлённое морское сообщение, однако вследствие катастрофического обмеления Урсоланского пролива морской путь оказался крайне затруднён. Осталась только голубиная почта, и то – редкая птица долетала до середины пролива. Так что о происходящем в Лилипутии и Блефуску уросланцы имели представление довольно приблизительное, и так продолжалось лет двести, пока подводное землетрясение не изменило ситуацию с судоходством к лучшему.
Возобновление контактов с центром мировой цивилизации в Урсолании было воспринято со смешанными чувствами. С одной стороны, экономические, научные и культурные успехи Лилипутии и Блефуску говорили сами за себя. С другой – многое в повседневной жизни лилипутов и блефускианцев вызывало у простодушных урсоланцев недоумение, а то и оторопь. И особенно – их странные обычаи, связанные с кулинарией. Урсоланцы никак не могли взять в толк, почему нельзя просто облупить яйцо с любого конца (лучше с тупого, ведь это же удобнее) и съесть его, не устраивая вокруг этого простого дела таких плясок. Лилипуты и блефускианцы же, в свою очередь, настаивали на соблюдении урсоланцами синтетической равнодольности, в противном случае решительно отказываясь сидеть с ними за одним столом.
И чем интенсивнее становились контакты урсоланцев с Лилипутией и Блефуску, тем большее значение приобретал яичнооблупный вопрос.
С одной стороны, в Урсолании завелась немногочисленная, но довольно влиятельная партия поклонников всего лилипутско-блефускианского (простодушные урсоланцы не видели особой разницы между Лилипутией и Блефуску, называя их вместе «развитыми странами»). Состояла она из просвещённой части дворянства, интеллигенции прогрессивного лагеря и части чиновничества и офицерства, недовольных темпом восхождения по карьерной лестнице. Эта партия в грош не ставило своё Отечество, зато пела осанну всему лилипутскому и сладко обмирала от всего блефускианского. Особенное поклонение у них вызывали застольные обычаи этих народов, в которых они видели корень и источник всей лилипутской цивилизованности и блефускианской зажиточности. Только поедание яиц на цивилизованный манер, настаивали они, может приблизить дикую Урсоланию к просвещённым стандартам Цивилизованного Мира.
Для того, чтобы к ним приблизиться, «яйцевилизованные люди» (как сами себя именовали сторонники этой партии) ходили, увешавшись яичными свистками, а на своих собраниях завели манеру питаться исключительно яйцами, добиваясь при этом максимально синхронной очистки обоих. В том, чтобы очищать оба яйца совершенно одновременно, тика в тику, они усматривали залог и обещание прогресса. Многие верили, что облупление яиц по-лилипутски приближало конституцию, а то и даже, как бы это сказать, республику. Поскольку же остальные урсоланцы не следовали этой манере и продолжали есть яйца по старинке, они их презирали и считали дикарями и полуживотными.
Не скроем, такое умонастроение нашло понимание у урсоланского мелко-среднего начальства, которое республики, конечно, боялось как страшного сна, зато стремилось всячески подражать лилипутам и блефускианцам (и особенно роскошной жизни их знати), а собственное население – презирало (за неспособность обеспечить своим хозяевам такую же роскошь). Так что насмешки над простонародьем, не умеющем правильно по свистку облупливать яйца, вошли в моду.
Противоположная по духу партия (она называла себя «самояйной») образовалась из оттеснённой от трона части дворянства, интеллигенции, которую по разным причинам не приняли в прогрессивный лагерь, и части чиновников и военных, не сделавших карьеры. То были патриоты своего Отечества, а лилипутское и блефускианское благополучие они считали мороком и соблазном. Эти учили, что странные манеры, принятые в так называемом «цивилизованном мире», свидетельствуют только о его испорченности, извращённости и нелепости самых оснований его. «Ну подумайте» - говорили они – «какому нормальному человеку придёт в голову облупливать яйца по свистку, да ещё и с разных концов! Это не высшая цивилизация, а жалкое шутовство!» На все разговоры о том, что у Лилипутии и Блефуску стоило бы кое-чему поучиться, они отвечали – «чему учиться у уродов, не способных даже облупить яйцо по-нормальному?» Некоторые даже договаривались до симпатий к боравийцам, которые предпочли вовсе отвергнуть яйца, чем есть их на этакий идиотский манер. В Боравии, отказавшейся от всех благ так называемой цивилизации ради того, чтобы только не облупливать яйца по свистку, некоторые особо радикальные самояйники видели достойный пример для подражания.
Начальство, однако, приветствовало и подкармливало и эту партию, поскольку сочло её полезной для нужд пропаганды. На все требования предоставить урсоланцы права и свободы, которыми обладали лилипуты и блефускианцы, теперь был ответ – «вы что, хотите чистить яйца по свистку, как эти уроды?» К тому же у урсоланских чиновников периодически случались приступы дружбы с боравийцами. Дружба, правда, обычно кончалась по первому свистку лилипутов и тем более блефускианцев, но урсоланским чинушам казалось, что они «занимаются настоящей политикой», и это их грело. Зато припадках дружбы лидеры Урсолании и Боравии угощали друг друга огромными яичницами, демонстративно разбивая яйца по одному прямо над сковородой – чтобы таким образом оскорбить чувства лилипутов и поставить на место гордых блефускианцев.
Надо признать, что и сами лилипуты с блефускианцами напустили в этом вопросе преизрядного туману. Никому не хочется выставлять своих предков в идиотском виде. Поэтому всю историю, связанную с яйцами, постарались задним числом облагородить. Так, история остроконечно-тупоконечного конфликта была полностью переписана. Согласно новейшим лилипутским изысканиям, его надо было понимать как конфликт мировоззренческий, в котором «яйцо» было символом единого Универсума, тупой конец которого символизировал материю, а острый – интеллигибельное начало. Соответственно, вопрос о том, с какого конца разбивать яйцо, был вопросом о том, какое начало имеет приоритет. Поскольку практически вся тупоконечническая и остроконечническая литература была уничтожена, а оставшиеся обрывки можно было интерпретировать как угодно, эта версия без труда завоевала симпатии интеллектуалов… Блефускианские войны объяснялись, напротив, чисто экономически (что было не так уж далеко от действительности). Про овуляров говорили и писали то хорошее, то плохое, в зависимости от ситуации с боравийской нефтью. Про Святую Яйцеквизию, напротив, писали только плохое, сваливая на неё девяносто процентов преступлений, совершённых светскими властями Блефуску. А о том, кто и как пришивал друг к другу равнодольность и систему Маггера, предпочитали вообще не вспоминать, отделываясь общими фразами о «естественном синтезе высококультурных обычаев двух цивилизованных народов». Что и неудивительно, так как Яйцетет, по слухам, не был распущен после решения яичного вопроса, а засекретился, расширил свою компетенцию и на другие моменты совместной жизни обоих стран и постепенно превратился в весьма влиятельную и крайне неприятную организацию… В общем, непосвящённым в такие детали урсоланцам было от чего смутиться.
Профессиональные историки (в Урсолании сохранившиеся), правда, кое-что знали, некоторые так даже читали книжку Свифта, сохранившуюся в местных библиотеках. Но молчали. Потому что понимали, что ситуация неразрешимая. С одной стороны, выходило, что странный, загадочный и волнующий обычай, которым «цивилизованные страны» чрезвычайно кичатся, возник как реакция на уникальное сочетание исторических случайностей. При этом у «цивилизованного мира» были крайне серьёзные основания вводить подобные ритуалы, и те, кто их приняли, это прекрасно понимали, а их потомки впитали их с молоком матери и розгой учителя. В истории Урсолании ничего подобного не было. Соответственно, не было и причин заводить у себя подобные порядки – кроме смешной и унизительной: «сделать как у них там в цивилизованном мире»… С другой стороны, «цивилизованный мир», как ни крути, доминировал, свои порядки и обычаи лилипуты и блефускианцы рассматривали как стандарт цивилизованного общежития, а не следующих им – считали варварами. И тут тоже ничего поделать было нельзя.
Так или иначе, обе урсоланские партии – яйцевилизованные и самояйные – усиливались, пропагандировали свои идеи в прессе, обменивались колкостями, потом оскорблениями, и, возможно, дело дошло бы до нешуточной свары, однако именно в этот момент новое подводное землетрясение снова вызвало обмеление и отделило их от Лилипутии и Блефуску, а случившаяся затем эпидемия куриной чумки скосило всё поголовье урсоланских кур, так что яйца пропали из продажи и вопрос стал чисто теоретическим. Так что обе партии оказались на бобах. Что-то выиграли только сторонники боравийского пути, но и то не очень, потому что Боравия тоже оказалась где-то там, в недоступном внешнем мире. К тому же, если честно, Борвия никому не казалась привлекательным местом, и хвалить её было интересно только в пандан вожделенной Лилипутии и назло сияющему Блефуску.
Через полвека пролив очистился и вновь стал судоходным. Наладилось сообщение – и выяснилось, что за прошедшие сто лет в цивилизованном мире случилась Великая Яйцесипация. В течении пятидесяти лет лилипуты доброй воли в обеих странах героически боролись за право разбивать яйца так, как им нравится. Борьба была настолько эпичной и захватывающей, что за эти полвека в Лилипутии и Блефуску не случилось ни единой революции, бунта или хотя бы серьёзных волнений – все потенциальные протестные лидеры были заняты свободой яйцелупства… Так или иначе, они победили: яйца стало можно разбивать хоть с тупого конца, хоть с острого, хоть с обоих одновременно, и даже рассекать пополам, грызть зубами и так далее. Сырые яйца, правда, всё-таки в пищу не употреблялись – но исключительно во избежание сальмонеллёза.
Увы, остатки урсоланских самояйцев и яйцевилизациованных восприняли такие новости как крушение всех основ и предательство идеалов. Их последние идеологи даже опубликовали сборник «Закат Яйцевилизованного Мира», где написали, что Блефуску и Лилипутия, отказавшись от своих обычаев в области очистки яиц от скорлупы, отступили от заветов предков, потеряли цивилизационную идентичность и идут к неизбежному краху.
Сборник был переведён на лилипутский и вызвал у историков и культурологов цивилизованных стран некоторый интерес.