Территория смерти
По самым скромным подсчетам, на территории Приднестровья было убито от 1 миллиона 300 тысяч до 2 миллионов человек. Свидетели этих преступлений и сейчас живут в Бендерах.
Ненаписанный дневник Оли Царанюк
Если бы в 1941-м шестилетняя Оля Царанюк из села Ларга (впоследствии Единецкого района) решила вести дневник, в нём были бы такие строки:
«Дедушка и бабушка замёрзли в степи. Похоронить их не удалось.
Недалеко от Ваздавки расстреляли старшего брата Исаака.
Полуживого брата Бориса бросили в колодец по дороге к Любашевке.
Там же моего отца Абрама травили собаками и били до тех пор, пока он не умер. Маму казнили во Врадиевке. Мы с Любой остались одни».
Любашевка, Врадиевка, Ваздавка, Доманевка, Богдановка, Акмечетка… Довоенные названия мирных сел зловеще зазвучали в Транснистрии в годы войны. Они стали именами смерти.
- Я помню, как наше село Ларга оккупировали румыны, как они заставили евреев выкопать яму, а потом, поставив на самом её краю, расстреливали их, — рассказывает теперь уже бендерчанка Ольга Абрамовна Хусидман (в девичестве — Царанюк). — Земля на этой братской могиле дышала и плакала. Нашу семью сначала поместили в гетто в Единцах, затем — в гетто в Вертюжанах, а оттуда гнали по маршруту Ваздавка — Любашевка — Врадиевка. Безымянные холмики, как памятники человеческому горю, тянулись вслед за лагерным этапом…
Зимой 1941-го меня и восьмилетнюю сестру Любу вместе с другими раздетыми и обессиленными людьми загнали в промёрзший сарай в лагере смерти села Врадиевка Врадиевского района Николаевской области. Впереди были еще четыре долгих года…
Мне бесконечно тяжело вспоминать о детстве, проведенном в фашистском концентрационном лагере. Каждый день здесь люди умирали от голода и холода, их расстреливали, сжигали, заживо зарывали в землю…
Невероятно, но мы с сестрой выжили. Нас спасли жители Врадиевки. Никогда мне не забыть доброту и мужество этих людей. Они рисковали своей жизнью, когда передавали нам еду сквозь колючую проволоку.
Перед отступлением фашисты лихорадочно заметали следы своих преступлений: они решили уничтожить всех узников концлагеря. Но об этих планах узнали партизаны и вовремя освободили нас.
Потом карателей судили во Врадиевке, и Люба выступила на процессе как свидетель обвинения.
После освобождения из лагеря мы с сестрой решили стать учительницами. С будущим мужем Михаилом Самойловичем Хусидманом я познакомилась на вступительных экзаменах в Тираспольский педагогический институт. Вместе мы проработали в школе полвека: сначала в селе Хаджимус Каушанского района, потом в Бендерах. Всем своим ученикам я рассказывала о войне.
Я выступала и в Берлине перед школьниками и студентами. Слушая рассказ о нашем с Любой детстве, они плакали.
Богдановка на Нюрнбергском процессе
Ольга Абрамовна Хусидман с семьей
Концлагерь Богдановка (Березовский район Одесской области) был назван на Нюрнбергском процессе в десятке наиболее страшных лагерей смерти времен Второй мировой войны.
В конце 1941 года в нём находилось около 54 тысяч заключенных. После вспышки тифа было решено уничтожить всех. Массовая казнь получила название «Подарок Сталину». Узники голыми руками рыли землю и складывали в братскую могилу тела сожженных или расстрелянных товарищей.
Бендерчанка Елизавета Пасенко и двое ее детей попали в Богдановку за «нарушение оккупационного режима»: у женщины украли документы.
- Мне было пять лет, а брату Коле не исполнилось и трех, — вспоминает председатель Приднестровского общества бывших узников фашизма Евантина Александровна Бонарь (Пасенко). – Наш барак – бывшая кошара, точнее, пространство между дырявой крышей и полом. Потолок и стены взрослые сами сплели из веток, чтобы хоть как-то укрыться от зимней стужи. Бок о бок с нами жили молдаване, русские, украинцы, румыны, немцы, цыгане, татары… Евреев содержали отдельно – в свинарнике.
В Богдановке проводились «плановые» казни. Здесь работал крематорий открытого типа. В глубокий овраг сбрасывали стволы деревьев и поджигали. Когда гигантский костер разгорался, на краю ямы выстраивали приговоренных, по ним давали очередь из пулеметов, а потом мертвых и еще живых сталкивали в огонь. День и ночь в лагере стоял ужасный смрад.
Бежать никто не пытался. Вокруг голая степь, а если и доберешься до села – там каждый человек на виду.
Вообще лагерная жизнь – это ежеминутная борьба за существование. Каждый искал еду где только можно. Картофельная шелуха считалась лакомством. Но в нашем бараке: даже горсть семечек делили на всех. Фашистам не удалось вытравить из наших душ человеческое.
В лагере мы с братом впервые заговорили, точнее, запели по-русски. Это случилось, когда у нас появилась тетя Клава — молодая летчица сбитого неподалеку самолета. Каждый вечер дощатая дверь тщательно запиралась изнутри на толстый ржавый крючок. Вместе с тетей Клавой мы усаживались в тесный круг, набрасывали на головы одеяла и… начиналось. Пели «Катюшу», «В тихом поле под ракитой…», «По Дону гуляет казак молодой», «Дан приказ ему на запад…», «Вдоль по улице метелица метет»…
Зимой 1944-го, когда я, мама и Коля стояли на краю страшного оврага, уже была слышна канонада. Сюда вывели всех, кто оставался в Богдановке, – около 500 человек. За спиной дышала огненная бездна, в грудь смотрели расчехленные пулеметы, а с темного неба неторопливо падали нарядные снежинки. В толпе раздавались вопли ужаса. Но расстреливать не торопились, ждали приказа. Его сбросили с самолета уже под утро. Департамент оккупационных вооруженных сил Румынии предписывал отправить узников на уничтожение в другой лагерь – Любашевку.
По дороге нам и еще нескольким семьям удалось бежать.
После многодневных скитаний по степи мы добрались до Тирасполя, как раз накануне освобождения. А потом переехали к родным в Бендеры.
Забытое кладбище- Мой брат Николай Александрович Пасенко стал первым, кто заговорил о правах бывших узников фашизма в еще Советской Молдавии, — продолжает Евантина Александровна. — Городское общество малолетних узников фашизма было зарегистрировано 20 июня 1989 года. Через год оно выросло в Общество бывших узников фашизма МССР. У нас появились льготы на проезд, нас прикрепили к магазину, где получали продукты ветераны Великой Отечественной войны. И самое главное — мы сами начали восстанавливать историю концлагерей и Транснистрии, и Бессарабии. Оказалось, что только в Бендерах было, по крайней мере, три концлагеря и гетто. Нашлись и люди, которые помнили эти события и в свое время старались помочь несчастным.
О концлагерях Транснистрии постарались забыть вскоре после Победы.
- Коля ездил в Богдановку в конце 80-х прошлого века, — сказала Евантина Александровна. — На месте крематория – огромная яма, куда сливали нечистоты с молочно-товарной фермы. Брат возмутился, к нему присоединились другие бывшие узники. Только тогда там установили памятный знак. Не знаю, сохранился ли он сейчас.
По поводу такого же забвения сокрушалась и Ольга Абрамовна Хусидман, говоря о послевоенной Врадиевке.
По оценке историков, территория бывшей Транснистрии – забытое кладбище, где лежат в безвестных могилах сотни тысяч невинно казненных.
кстати
Транснистрией румынские оккупационные власти назвали территорию между Днестром и Южным Бугом.
Транснистрия, в отличие от Бессарабии и Северной Буковины, не вошла в состав Румынии. Союзница Германии получила немецкий мандат на осуществление здесь лишь временной «администрации и эксплуатации». 30 августа 1941 года в Бендерах было подписано соответствующее «Соглашение Хауфе-Тэтэрану» между представителями немецкого и румынского командования.
AiF.MD