Стариш - 2012: ОЧЕНЬ ЛИЧНЫЕ ИТОГИ

Что делать, когда не просматривается будущего, когда уже отлучен от профессии, когда не осталось больше правил? Стиснуть зубы и терпеть. Никакое зло не бывает вечным.

… позвонил редактор и попросил подвести итоги года. Политические, конечно, но сквозь призму личного восприятия. И это хорошо. Это — правильно. Во-первых, неоспоренной остается ленинская формулировка о материи как об объективной реальности, данной нам в ощущениях. Разве прозябающих за чертой бедности может согреть и накормить бодрая правительственная статистика? Разве безработных, отчаявшихся не кривит от изгибов кривой якобы олицетворяющей «экономический рост»? Только личные ощущения, как это ни парадоксально, объективны. Между жизнью простого крестьянина, работяги, учителя, медика и, скажем, Плахотнюка, пожирающего деньги и испражняющего деньги, не выведешь среднего арифметического. А потому — если писать о личных ощущениях, это может взбесить только Плахотнюка и еще сколько-то там сотен «плахотнюков» и «плахотнючков», зато с высокой степенью вероятности отзовется узнаванием и, надеюсь, пониманием у тысяч и тысяч.
 
Во-вторых, о каком же еще годе, как не уходящем, мне писать, не скрывая личного? Именно в 2012-м, душной августовской ночью, родился мой сын. В Центре матери и ребенка плавился бетон стен, и все было липким от крови и пота. И было почему-то страшно взять на руки сверток, из которого выглядывало твое собственное, только очень маленькое, лицо. Видимо, у настоящего счастья всегда привкус тревоги. Вначале это была тревога, вызванная физическим ощущением хрупкости маленького и орущего твоего счастья. Сегодня ему, счастью, без малого пять месяцев. Сын унаследовал по отцовской линии вредность в сложной смеси с обаянием и библейское дедовское имя; по материнской — милые ямочки и толику болгарской, с осязаемой хитринкой, крови. Радуясь, он издает звуки чайки, а иногда — дельфинчика. Он уже умеет летать на надежных папиных руках. Он, отчаянно колотя пухлыми ножками, легко пересекает океан ванны. Он сползает с дивана и осваивает землю. Он утвердился во всех стихиях. Растет счастье, растет тревога. Он — это единственное, что заставляет меня, привыкшего жить сегодняшним днем, думать о будущем. А будущее всегда смутно, неясно, потому — тревожно.  Особенно — здесь и сейчас, где и когда грядущее представляется бессмысленным процессом переливания пустоты в темноту и обратно.  Сегодня в тихий пруд молдавской жизни лишь на первый взгляд бездумно швыряют камни, способные завтра, послезавтра вызвать штормовую волну, которая может смести с лица земли нашу маленькую, но такую любимую родину.  Я понимаю, что бессмысленно взывать к ответственности по Брэдбери, который утверждал, что раздавленная в прошлом бабочка может обернуться страшными катаклизмами в будущем, людей, ничего кроме амбарных и бухгалтерских книг не читавших. Тем более ведают, что творят, вытаптывая их, хрупких и невесомых, целыми стаями. Дотягиваясь грязным и грубым сапогом в то самое прошлое, из которого в дурном лихорадочном сне грядущего останется безжизненным ярким пятном только пыльца с крыльев бабочек на нечищеной кирзе.  Они ведь не серп и молот запретили. Они перечеркнули крест-накрест целую эпоху, в которой всяко бывало, но никогда не пропадала надежда. Сегодня они лишают людей и этого последнего приюта обездоленных, чтобы завтра, уткнувшись лбом в заколоченные крест-накрест неструганными досками двери, за которыми должна была начаться новая прекрасная жизнь в собственном маленьком и уютном доме, мы не испытали бы ничего, даже разочарования.  Вы заметили, если люди в последнее время и заговаривают о будущем, то лишь с одной точки зрения — куда лучше уехать: в Россию ли, Италию… А так — день прошел, ну, и хрен с ним. Дали перед выборами пакет риса, сотню леев — хватит на неделю. Да ведь и попросили взамен немного, голос. Не душу же. А не душу ли? Доели рис, пропили последнюю десятку, рассеялось наваждение. И что перед глазами? Небо, звезды, бог? Да нет, всего лишь фрагмент пыльной, растрескавшейся почвы.  Глядящих под ноги и только под ноги легче гнать куда заблагорассудится. А благорассудится — на убой.  А ведь именно сейчас время прозреть. Сейчас, когда уже никто ничего не скрывает. Когда все демонстрирует изнанку, то есть суть. Демократия — прямая возможность привести к власти негодяев, скрупулезно и системно уничтожающих демократию. Государство — частная собственность одного человека, который и есть государство. Власть, то есть регулярность и порядок, — источник хаоса. Закон не норма, а лишь возбуждающий повод продемонстрировать всесилие; так оккупант насилует женщин на захваченной территории, чтобы самоутвердиться в статусе, а не потому, что так уж хочется женщину. Европейские ценности — циничное словоблудие для обесценивания европейской мечты. Гражданское общество — улюлюкающие квакеры, шумовой фон для более сподручного подавления гражданских свобод.  Народ… О чем вы? О ком вы? В описании этого «феномена», кажется, уже фигурировала засаленная сотенная бумажка…  Что делать, когда не просматривается будущего, когда уже отлучен от профессии, когда не осталось больше правил? Стиснуть зубы и терпеть. Никакое зло не бывает вечным. Найти за что ухватиться, зацепиться, и от этого — уже никуда, ни на шаг, на йоту.  В мире, где почти не осталось идей, вполне может победить сверхидея. Для меня она проста: я здесь, с этими людьми потому, что мы так договорились.  Мне противны предатели потому, что они нарушили наш договор. Не политический, человеческий. Мне противно, когда они пытаются делать вид, будто ничего не произошло. Мол, дружище, мы же одно дело делаем, мало ли что может случиться в будущем, не жги мосты, айда друг другу жать руки и обниматься… А я, прекрасно понимая, как крутит порой жизнь, в которой ни от чего нельзя зарекаться, всякий раз думаю — вот тут была дружба, товарищество, доверие, короче — наш договор, а вот там были деньги. Вы выбрали деньги, и теперь они, а не я, ваши друзья и товарищи. Дружите с ними, делитесь с ними своими невзгодами и радостями, пытайтесь опереться о них в трудную минуту. Каждый из них выдумал какую-то версию своего паскудного поступка, как будто можно украсить искусственной пластмассовой розой кучу подлинного дерьма, но ни один из них не сказал правды. О, честный ответ был бы коротким, и содержал только цифру.  У каждого из нас могут быть вопросы, усталость, раздражение. Но разве все это может быть поводом для предательства? И уж тем более поводом гордиться предательством. Вы можете представить себя стоящим на коленях у иконы с изображением Иуды? Разве можно простить им потускневшие глаза голосовавшей за нас бабушки: «И этого купили». Не с вопросительной, а констатирующей интонацией. А минуты жизни, отобранные у моих родителей: «Костя, да что же это происходит?!» — могу ли я простить, понять?  … А еще у меня есть сын, которому в Рождество стукнет пять месяцев. И я хочу, чтобы у него было будущее. И для меня лично наше общее будущее мерцает в его взгляде, умном и любопытном. И мне хочется всегда смотреть в его глаза спокойно и честно. И там, в их глубине, обнаруживать силы, чтобы терпеть и бороться. Вот такая политическая программа.  Договорились?  Договор — бессрочный. 
 
Источник: www.puls.md