Россияне постепенно становятся господами

Российское общество за время от выборов до выборов явно изменилось. В чем главные приметы новизны? В массовом протестном голосовании 4 декабря? В самых многочисленных после 1990-х годов оппозиционных митингах?
А мой знакомый считает самым важным изменением то, что водители стали притормаживать, чтобы пропустить пешеходов.
Могу подтвердить: это правда. И оба феномена взаимосвязаны.
Пожалуй, основной итог последних лет состоит в обретении все большим числом россиян самоуважения. Это проявляется и в быту, и, естественно, в политике.
«Настоящий аристократ не уступит ни йоты от прав своих и потому уважает права других», — говорил Павел Петрович Кирсанов из тургеневских «Отцов и детей».
Следует добавить, что для этого не требуется быть особенно богатым или иметь родовитых предков.
«Совки» и «баре»
Типичный советский человек гордился коллективными ценностями и достижениями — своей Родиной, военными победами, полетами в космос, московским метро, тем, что «нас все боятся» — и совершенно не уважал себя, как личность.
«Я» — последняя буква алфавита!" — внушалось чуть ли не с ясельного возраста.
Если кто-то пытался заявить о своих правах или потребовать элементарной вежливости, обычный ответ был: «Подумаешь, какой барин нашелся!».
В первые годы существования новой России обращение «господа» приживалось с трудом: не только из-за советской ностальгии, но и из-за саркастического восприятия: ну какие мы, в самом деле, господа!
Когда Красная армия в 1939 году вторглась в Польшу, политруки внушали бойцам, что те идут «бить панов». После пересечения границы лозунг пришлось срочно менять: выяснилось, что в соседнем государстве панами и пани являются все.
Похоже, это состояние души наконец пришло и к россиянам. По крайней мере, к определенной их части.
Средний класс как самоощущение
На избирательных участках 4 декабря и спустя две недели на Болотной площади заявил о себе сформировавшийся, осознавший общность своих интересов и мировоззрения средний класс, который некоторые комментаторы уже назвали «Его Величеством Средним Классом».
На Западе его рамки определяют по уровню доходов. В России, считает шеф-редактор интернет-портала «Кремль.орг» Павел Данилин, материальная сторона, конечно, имеет значение, но основная разница — морально-психологическая.
«У нас в стране средний класс — это не столько те, кто имеет определенный доход, сколько те, кто ощущает себя средним классом», — заявил политолог Русской службе Би-би-си.
Действительно, представитель среднего класса — не социальный иждивенец, ожидающий от государства заботы и опеки, но и не коррумпированный олигарх с психологией слуги, получившего возможность разворовывать господский дом.
Это человек, который честно и достойно зарабатывает, самостоятельно решает свои проблемы и платит налоги. И на этом основании желает, чтобы к нему всегда и во всем относились, как к «барину», права которого ненарушимы, а мнение драгоценно. В том числе, и правители.
Отцы и дети
Некоторые наблюдатели считают российский средний класс явлением не столько экономическим, сколько поколенческим.
«Малый и средний бизнес до такой степени не реализовался еще, что ждать от него политической активности странно. Ему быть бы живу, — заявил Русской службе Би-би-си поэт и публицист Дмитрий Быков. — Главный мотор сегодняшних событий — молодежь, которую отнести к среднему классу затруднительно, потому что у студента никакого капитала нет».
«Молодые горожане требуют нового отношения к личности и ее правам, чести и достоинству, — говорит заместитель декана факультета политологии Высшей школы экономики Леонид Поляков. — За двадцать лет постсоветского развития вырос новый молодой класс людей, которые никаким образом не связаны с советским прошлым, у которых мозги ничем не забиты, и не существует того подкожного страха, который есть у старшего поколения. Время пришло. Старшее поколение должно этим гордиться».
Дмитрий Быков, по его словам, «предпочел бы говорить не столько о рождении среднего класса, сколько о выходе на улицу людей, которые росли без витамина свободы, почувствовали, что без этого витамина у них развивается рахит и пошли за ним на площадь».
Не хлебом единым
«Маленькие люди» ценят руководителей за то, что те что-то «делают для народа». Среднему классу не нужно от начальства ничего, кроме скромности и уважения.
Судя по всему, знаменитый «пакт Путина» — лояльность в обмен на экономическую стабилизацию — исчерпал себя.
Брожение в умах начинается не от голода. Напрасно авторитарные правители надеются, что их станут благодарить за рост благосостояния. Наоборот: сытость способствует пробуждению чувства собственного достоинства.
Впервые за всю историю России на улицу вышли люди, в основном, довольные своей жизнью. Вышли требовать не увеличения зарплат и пенсий, не жилья, не «улучшения снабжения», и даже не свободы. Им сделалось обидно, что в стране, которую они считают своей, слишком много решается за их спиной. Надоели самоуверенные заявления верхов о собственной незаменимости, привилегии и незаконное обогащение.
Две России
Газета «Аргументы и факты» описала разговор своего корреспондента с солдатом внутренних войск по имени Владимир, который впервые в жизни увидел Москву в день митинга на Болотной площади и так и не понял, чем недовольны эти «длинноногие девушки в шубах и дядьки в дорогих куртках».
Действительно, в лице демонстрантов и солдата из деревни встретились две России.
«Митингующие, я подозреваю, даже не догадываются, что за МКАД есть жизнь, что в стране живут другие люди, которые ценят то, что имеют, и им неведомы подобные модные псевдореволюционные порывы», — говорит Павел Данилин.
На самом деле, средний класс прекрасно знает о существовании «России за МКАД», но не считает, что обязан под нее подлаживаться. А почему не наоборот, если на то пошло?
Данилин не скрывает, что его симпатии не на стороне «сытой молодежи с айпадами и айфонами», которую он обвиняет в «самовлюбленности, эгоизме и игнорировании всего, кроме нее самой».
На это можно возразить, что, если кто-то когда-то и сделает Россию великой, то предприниматели и интеллектуалы, а не чиновники и простолюдины.
Основатель социальной психологии Гюстав Лебон писал, что, если лишить Францию пятидесяти лучших предпринимателей, пятидесяти лучших ученых и пятидесяти лучших писателей, художников и актеров, это будет уже не Франция, а если в одночасье куда-то исчезнут 150 тысяч крестьян и слуг, не случится ничего, за исключением того, что их будет по-человечески жалко.
Демократия требует точного подсчета голосов, о чем, в том числе, напомнили участники митингов в Москве и других городах России. Однако, формируя политику, неплохо бы еще учитывать, чьи это голоса.
«Лишь тот, кто мыслит — тот народ! Все остальные — население!» — писал Евгений Евтушенко.
Понятно, что правителям удобнее и приятнее иметь дело с «населением». Но тем из них, кто сознает свою миссию и желает войти в историю со знаком «плюс» следует ориентироваться на «народ».
При этом Дмитрий Быков сомневается, что «Замкадье», на самом деле, такая уж надежная опора власти.
«Провинция настроена куда радикальнее, чем сытая и образованная Москва, причем, чем дальше на восток, тем сильнее протестные настроения, — уверен он. — „Останавливать Москву с помощью провинции“ значит тушить огонь соломой».
Напрашивается историческая аналогия. Судя по написанным в эмиграции мемуарам бывших жандармских генералов, вплоть до самой революции высшие сферы требовали от них борьбы не столько с большевиками, сколько с последователями Милюкова и Гучкова. Двор верил в придуманный им народ — непритязательный, простодушный, любящий царя-батюшку — и считал главным врагом «нахватавшихся западных идей» либералов. Чем это кончилось, известно.
«Партия телевидения» и «партия интернета»
По мнению политолога Игоря Бунина, под аккомпанемент разговоров о неразвитости российской политической системы в стране уже сформировалась реальная двухпартийность, представленная «партией телевидения» и «партией интернета».
Это, опять-таки, вопрос не материального достатка, а отношения к жизни. Ноутбук с доступом во Всемирную паутину стоит не дороже телевизора. Но телезритель потребляет то, что ему скармливают, а житель сети стремится сам искать и распространять информацию.
Телевидение производит свой продукт централизованно и является уникальным инструментом манипулирования массовым сознанием. Недаром Останкинскую башню еще в СССР прозвали «идеологическим шприцем». Интернет — уникальный инструмент формирования гражданского общества.
Тут, конечно, важно различать причину и следствие. Не столько интернет изменил общество, сколько возникший средний класс нашел в интернете то, чего ему не хватало.
По мнению многих аналитиков, после выборов 1996-го и 2000 годов у Владимира Путина и его окружения сложилась преувеличенная вера во всемогущество телевидения.
Как вспоминает журналист Владимир Соловьев, в 2004 году на встрече с представителями СМИ президент в ответ на реплику кого-то из гостей бросил: «Да кто их читает, ваши газеты!».
Людей, заслонившихся бумажными газетами, в московском метро теперь действительно увидишь редко. Но, как известно, генералы, в том числе от идеологии, всегда готовятся к прошлой войне.
«Берут, как в последний раз»
Существует и третья Россия — синих «мигалок», одинаково далекая как от либералов, так и от простых людей.
Она за последние четыре года тоже изменилась — и, по мнению многих, не в лучшую сторону.
Что греха таить, и в царское, и в советское, и в постсоветское время Россия была коррумпированной страной. Но, по наблюдениям большинства бизнесменов, экспертов и рядовых обывателей, никогда прежде коррупция не была такой масштабной, а главное, открытой и беззастенчивой.
« Берут, как в последний раз!» — заявил Русской службе Би-би-си автор социологического исследования о коррупции из Фонда «Общественное мнение» Григорий Кертман.
По многочисленным свидетельствам предпринимателей, средний размер «откатов» и «распилов» при заключении государственных контрактов составляет 30–40 процентов.
К крупному российскому чиновнику, а ныне оппозиционному политику в свое время приклеилось прозвище «Два процента». Если и так, это было еще по-человечески.
Знакомая недавно устраивала внучку в московский детсад. С большим трудом удалось найти «нужного человека», чтобы через него «сунуть, кому надо» две тысячи евро.
«Уж либо все по блату, как в СССР, либо все за деньги, — пожаловалась она. — А так — это же безбожно!».
На днях я наблюдал, как среди белого дня, на глазах у сотен людей, на Садовом кольце черный BMW с «мигалкой» развернулся через двойную сплошную полосу и безнаказанно покатил дальше. Обычного водителя за такое нарушение просто распяли бы!
Человек с советской психологией, возможно, не очень возмутится: «Начальству положено!». Человек с чувством собственного достоинства воспринимает такое, как плевок в физиономию.
По мнению экспертов, коррупционная составляющая играет в российской политике огромную негативную роль.
Власти предержащие — неглупые люди, и инстинкт самосохранения им не чужд. Может, и ушли бы по-хорошему, но кто добровольно откажется от таких денег и привилегий?
Что дальше?
Павел Данилин надеется на новый виток консолидации: вот придет вторая волна кризиса, «ценности потребления станут менее значимыми для нас», и люди прильнут к государству, потому что больше никто не спасет.
Дмитрий Быков, со своей стороны, убежден, что возможный кризис только усилит протестные настроения и столкнет общество с безопасного эволюционного пути.
«Хороший сценарий — что система будет мирно меняться в процессе выборов, — говорит он. — У нынешней власти есть шанс заслужить благодарность потомков, если она обеспечит мягкую эволюцию. Все остальные сценарии очень печальны».
Артем Кречетников, Би-би-си, Москва