Зловонная Европа

Париж стоит мессы." Эти знаменитые слова по прочтении статьи многихзаставят усомниться. Лично я предпочитаю домашнюю сауну.  И все к нейприлагающееся.
      Пахучий  Париж.... Изданный в 1270 году законгласил, что «парижане не имеют права выливать помои и нечистоты изверхних окон домов, дабы не облить оным проходящих внизу людей». Неподчиняющимся следовало платить штраф. Однако этот закон вряд лиисполнялся – хотя бы потому, что через сто лет в Париже был принятновый закон, разрешающий-таки выливать помои из окон, прежде триждыпрокричав: «Осторожно! Выливаю!» Тех, кто оказывался внизу, спасалитолько парики. 
(Вот для чего, в Европе появились первые парики)
.
         «Жителидомов выплескивали все содержимое ведер и лоханок прямо на улицу, нагоре зазевавшемуся прохожему.
         Застоявшиеся помои образовывали смрадные лужи, а неугомонные городскиесвиньи, которых было великое множество, дополняли картину».       (Книга для чтения по истории Средних веков. Ч. 2./ Под ред. С.Д.Сказкина. – М., 1951. – С. 12 – 13.)
        Однако не только простые парижане лили друг другу на головы своиотходы, этим же занималась и французская знать. В 1364 году человек поимени Томас Дюбюссон получил задание «нарисоватьярко-красные кресты в саду или коридорах Лувра, чтобы предостеречьлюдей там гадить – чтобы люди считали подобное в данных местахсвятотатством». Добраться до тронного зала было само по себе очень «запашистым» путешествием.
           «В Лувре и вокруг него, – писал в 1670 году человек, желавший строитьобщественные туалеты, – внутри двора и в его окрестностях, в аллеях, задверьми – практически везде можно увидеть тысячи кучек и понюхать самыеразные запахи одного и того же – продукта естественного отправленияживущих здесь и приходящих сюда ежедневно». Периодически из Лувравыезжали все его знатные жильцы, чтобы дворец можно было помыть ипроветрить.
           «Тот, кто освободил бы город от страшнойгрязи, стал бы самым почитаемым благодетелем для всех его обитателей, иони воздвигли бы в его честь храм, и они молились бы на него» – писалфранцузский историк Эмиль Мань в книге «Повседневная жизнь в эпохуЛюдовика XIII». Но таких «освободителей» никак не находилось.
        С тех пор, как король Франции Филипп-Август в XII веке упал в обморокот невыносимой вони, поднявшейся от проезжавшей мимо дворца телеги,взрыхлившей наслоения уличных нечистот, с антисанитарией в Париженичего не менялось вплоть до середины XIX века.

        За отсутствием запрещенных христианством бань цивилизованный ипросвещенный Париж плескался в городских фонтанах средь бела дня.Остальные граждане не мылись вовсе.
        В Лувре, дворце французских королей, не было ни одного туалета.Опорожнялись во дворе, на лестницах, на балконах. При «нужде» гости,придворные и короли либо приседали на широкий подоконник у открытогоокна, либо им приносили «ночные вазы», содержимое которых затемвыливалось у задних дверей дворца.
       Конечно, приседать наширокий подоконник для дефекации не очень то удобно. Человекперевешивался, особенно, если еще, был пьян. Наверняка и падалипачками. Позднее стали строить продленное окно до пола, а проем с улицызакрывали решеткой.

(Вот откуда появились, так называемые, «французские балконы»?)
То же творилось и в Версале, например во время Людовика XIV, быт прикотором хорошо известен благодаря мемуарам герцога де Сен Симона.Придворные дамы Версальского дворца, прямо посреди разговора (а иногдадаже и во время мессы в капелле или соборе), вставали и непринужденнотак, в уголочке, справляли малую (и не очень) нужду. Известна история,которую так любят рассказывать Версальские гиды, как однажды к королюприбыл посол Испании и, зайдя к нему в опочивальню (дело было утром),попал в неловкую ситуацию – у него от королевского амбре заслезилисьглаза. Посол вежливо попросил перенести беседу в парк и выскочил изкоролевской спальни как ошпаренный. Но в парке, где он надеялсявдохнуть свежего воздуха, незадачливый посол просто потерял сознание отвони – кусты в парке служили всем придворным постоянным отхожим местом,а слуги туда же выливали нечистоты.
Король-Солнце, как и всеостальные короли, разрешал придворным использовать в качестве туалетовлюбые уголки Версаля и других замков. Стены замков оборудовалисьтяжелыми портьерами, в коридорах делались глухие ниши. Но не проще либыло оборудовать какие-нибудь туалеты во дворе или просто бегать в тот,описанный выше, парк? Нет, такое даже в голову никому не приходило, ибона страже Традиции стояла …диарея. Беспощадная, неумолимая, способнаязастигнуть врасплох кого угодно и где угодно. При соответствующемкачестве средневековой пищи понос был перманентным. Эта же причинапрослеживается в моде тех лет (XII-XV вв.) на мужские штаны-панталонысостоящие из одних вертикальных ленточек в несколько слоев.
«Тапарижская мода на большие широкие юбки, очевидно, вызвана теми жепричинами. Хотя юбки использовались также и с другой целью – чтобыскрыть под ними собачку, которая была призвана защищать Прекрасных Дамот блох, но проблема диареи явна более глобальна. Представь – на балувдруг прихватило, а юбка – узкая. Проблема. Или юбку испачкаешь, илизадирать придется, да и не успеть можно. А с широкой юбкой – отбежала кстене, присела в реверансе на минутку, да и дальше пляшешь.
Естественно, набожные люди предпочитали испражняться лишь с Божиейпомощью – венгерский историк Иштван Рат-Вег в «Комедии книги» приводитвиды молитв из молитвенника под названием: «Нескромные пожеланиябогобоязненной и готовой к покаянию души на каждый день и по разнымслучаям», в число которых входит «Молитва при отправлении естественныхпотребностей».
Ну, видимо, «Господи, избавь меня от дристания! Я неуспеваю менять панталоны!». Хотя, они их, наверное и не меняли… СамРат-Вег, кстати, текста молитвы не приводит, но для интересующихся даетссылку:

(1843, без обозначения места издания.
См.: Wander К. F. W. Deutsches Sprichworter- Lexicon. Leipzig, 1867, I. 1382)

БУДУЩЕЕ БЕЗ ЗАПАХА
Леонардо да Винчи был настолько напуган парижским зловонием, чтоспроектировал для короля Франсуа Первого туалет со смывом. В планевеликого Леонардо были и подводящие воду трубы, и канализационныетрубы, и вентиляционные шахты, однако… Как и в случае с вертолетом иподводной лодкой, Леонардо поторопился и с созданием туалета – всего-тона каких-нибудь пару сотен лет. Туалеты построены не были.
В те жевремена среди знати был популярен некий вид «портативного унитаза» –банкетки с дыркой сверху и вынимающимся изнутри резервуаром. Мебельщикиизощрялись, вуалируя стульчаки под стулья, банкетки, письменные столы идаже книжные полки! Все сооружение обычно богато украшалось деревяннойрезьбой, тканевой драпировкой, позолотой.

В те временапомпезность туалетных процедур могла означать действительно реальнуювласть. Король Франсуа (правил с 1515 по 1547 год) был первым, ктопридумал «королевские приемы на горшке». Королева-мать Екатерина Медичитакже устраивала у себя подобные приемы, а когда ее муж умер, сменилабархат на стульчаке на черный. Следуя моде, вся французская знать такжеввела в свой обиход «тронные приемы». Но наконец впереди забрезжилобудущее без запаха. В 1775 году некий британец по имени АлександрКаммингс догадался-таки согнуть отводную трубку унитаза в виде буквы«V», чтобы небольшое количество воды не выпускало запах испражнений.Каммингс – тот самый человек, перед которым за изобретение современноготуалета со смывом человечество должно склонить голову.
(История туалета Консьержъ 2 февраля 2004 года)

Не имевшие канализации средневековыегорода Европы зато имели крепостную стену и оборонительный ров,заполненный водой. Он роль «канализации» и выполнял. Со стен в ровсбрасывалось дерьмо. Во Франции кучи дерьма за городскими стенамиразрастались до такой высоты, что стены приходилось надстраивать, какслучилось в том же Париже – куча разрослась настолько, что говно сталообратно переваливаться, да и опасно это показалось – вдруг еще врагпроникнет в город, забравшись на стену по куче экскрементов. Стенунадстроили. Но внутри, за стеной, было не лучше. В дождливые дни потокидерьма неслись по улицам, бурля под десятками никогда не пустовавшихвиселиц – мрачного украшения города – от Гревской площади до Круа дюТируар, от моста Сен-Мишель до Нового моста.
Иногда Париж пыталисьот дерьма чистить. Первый такой «коммунистический субботник» в Парижебыл произведен в 1662 г., и это событие так поразило современников, чтопо его поводу была выбита медаль.

«Руанский сифилис и парижскаягрязь исчезают только вместе с теми, кого они коснутся», — говоритстаринная пословица. Необходимость вдыхать удушающий запах этой грязивынудила монсеньора Альфонса дю Плесси де Ришелье,кардинала-архиепископа Лионского, примаса Галлии, который, не дрогнув,лечил больных чумой в своей провинции, отказаться от поездок в Париждаже тогда, когда его призывали туда важные дела, связанные с религией».
(Эмиль Мань Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII)

Только в XIX веке во Франции произошел сдвиг в деле «сортиростроения» –появляются кабинки с короткими дверями, откуда всегда торчали чьи-тоноги. Стояли они не где-нибудь в тенечке, а на тротуарах главных улиц.Но в Латинском квартале Парижа еще в конце XIX века нечистоты простопускали течь по улицам – там до сих пор в середине каждой улицы естьтакая характерная ложбинка. Тогда дамам самое главное было – чтобы тудане попал подол платья…
Также, несмотря на столь полно данноеописание Парижа, у некоторых возникли сомнения в адекватности описания.Например теми, кто все же в какой-то степени усомнился в описаннойглобальной парижской грязи, было замечено, что я ничего не написал обуборках улиц: «ведь не может такого быть, чтобы в Париже совсем не былодворников!»

Да были, конечно. И даже глобальные чистки городаустраивались, и медали по этим поводам чеканились. Оба раза:-) ХотяВебер утверждает, что профессия мусорщика появилась только в XVIIIвеке, уборки проводились и до того. Вот что по поводу стандартныхуборок улиц пишет французский историк Эмиль Мань:
«Перед зданиямипоявляются лакеи и горничные. Вооружившись метлами, они сбрасывают вканавы-ручьи (протекающие где с двух сторон, где только посерединеулицы) скопившиеся на тротуарах-берегах отбросы и объедки, облив ихперед тем несколькими ведрами воды. Вдали звонит колокольчик. А вот имусорщики с их тачками. В качестве кортежа при них выступают«подбиральщки» – черные, как дьяволы: при помощи лопат и метел они«снимают пенки», то есть собирают с поверхности накопившейся грязи все,что могут. После их ухода обнажается нижний, неискоренимый слой. Изловоние усиливается, потому что грязь разворошили. Тем не менее туалетулиц считается законченным».
(Эмиль Мань Повседневная жизнь в эпоху Людовика XIII)

Такчто бороться с грязью – что с дворниками, что без – было бесполезно. Акуда же вывозили дворники то дерьмо, которое им все же худо-бедноудалось собрать? На это нам ответит Юджин Вебер: «С 1781 года Монфокон,расположенный на северо-востоке Парижа был единственной городскойсвалкой. Прежде там стояли виселицы, и трупы преступников разлагалисьвместе с дохлым зверьем среди вздымавшихся все выше гор мусора. Снавозной вонью мешалась вонь гниющих туш, которые привозили соскотобоен». Просуществовала она долго:
«К 1840 году здесьобразовался громадный пятиметровый пласт из жирных белых червей,питавшихся неиссякающими потоками крови. Червей продавали рыбакам, апроцесс естественного гниения превратил Монфокон в огромный смердящийпруд. Большая часть этого месива просачивалась в землю, оттуда – вколодцы северной части Парижа, ветер же разносил зловоние по всемугороду».
(Eugene Veber, “From Ordure to Order” The New Republic, July 1, 1991)

Вот описание парижанки Frederique Krupa, автора исследований по очистке города:
«Начиная с древних времен, основное правило для относительно парижскогомусора было одно – «tout-a-la-rue» (все на улицу), включая домашниеотбросы, мочу, фекалии и даже выкидыши. То, что покрупнее, частобросались на «ничейную землю» за городские стены или в Сену. …Съедобное дерьмо потреблялось свиньями и дикими собаками, а остальное –микроорганизмами. Запах гниения был ужасен, но не только из негоскладывались парижские ароматы».

Все это «средневековье»закончилось не так давно. Очередной указ о запрете выливания помоев изокон вышел в 1780 году, но судебные архивы еще 1840-х годов содержатнемало дел о привлечении к ответственности домовладельцев и слуг заопорожнение ночных горшков из окон верхних этажей. В тянувшиеся вдольулиц сточные канавы кроме испражнений и мусора также выбрасывали итрупы недоношенных младенцев. Еще в конце XIX века префекты издавалициркуляр за циркуляром, предписывавшие обязательное захоронениемертвого плода.
Трупы взрослых либо сбрасывали в ямы на КладбищеНевинных, либо хоронили в церквях. Последний вид похорон в Бургундиивызвал протесты Жаре (XVIIIв.), врача из Дижона, который в яркихкрасках описывал весь ужас такого обычая погребения мертвых, указываяна огромные опасности для населения, т.к. земля и воздух отравлялисьтрупами погребенных. Но мнение врача никого не интересовало – людинастолько привыкли к дурному запаху, что просто не чувствовали его.Такая окружающая среда явилась источником вдохновения не только для ужеупомянутого выше Зюскинда, но и для знаменитого писателя позапрошлоговека Гюстава Флобера (которому принадлежит знаменитое выражение «башняиз слоновой кости», ставшее своеобразным символом уединенной жизнихудожника). «Забастовка золотарей вдохновила Флобера на создание оды вхарактерном для той эпохи натуралистическом стиле. Начиналась ода с«Хора какающих», а заканчивалась извержением выгребных ям – Парижоказывался погребенным под слоем нечистот, «как Геркуланум под лавой».