Анри Барбюс. Нежность.

25 сентября 1893 г. Мой дорогой, маленький мой Луи! Итак, все кончено. Мы больше никогда неувидимся. Помни это так же твердо, как и я. Ты не хотел разлуки, тысогласился бы на все, лишь бы нам быть вместе. Но мы должны расстаться,чтобы ты мог начать новую жизнь. Нелегко было сопротивляться и тебе и самойсебе, и нам обоим вместе... Но я не жалею, что сделала это, хотя ты такплакал, зарывшись в подушки нашей постели. Два раза ты подымал голову,смотрел на меня жалобным, молящим взглядом... Какое у тебя было пылающее инесчастное лицо! Вечером, в темноте, когда я уже не могла видеть твоих слез,я чувствовала их, они жгли мне руки. Сейчас мы оба жестоко страдаем. Мне все это кажется тяжелым сном. Впервые дни просто нельзя будет поверить; и еще несколько месяцев нам будетбольно, а затем придет исцеление. И только тогда я вновь стану тебе писать, ведь мы решили, что я будуписать тебе время от времени. Но мы также твердо решили, что моего адреса тыникогда не узнаешь и мои письма будут единственной связующей нитью, но онане даст нашей разлуке стать окончательным разрывом. Целую тебя в последний раз, целую нежно, нежно, совсем безгрешным,тихим поцелуем --ведь нас разделяет такое большое расстояние!.. **************25 сентября 1894 г. Дорогой мой, маленький мой Луи! Я снова говорю с тобою, как обещала.Вот уж год, как мы расстались. Знаю, ты не забыл меня, мы все еще связаныдруг с другом, и всякий раз, когда я думаю о тебе, я не могу не ощущатьтвоей боли. И все же минувшие двенадцать месяцев сделали свое дело: накинули напрошлое траурную дымку. Вот уж и дымка появилась. Иные мелочи стушевались,иные подробности и вовсе исчезли. Правда, они порой всплывают в памяти; есличто-нибудь случайно о них напомнит. Я как-то попыталась и не могла представить себе выражение твоего лица,когда впервые тебя увидела. Попробуй и ты вспомнить мой взгляд, когда ты увидел меня впервые, и тыпоймешь, что все на свете стирается. Недавно я улыбнулась. Кому?.. Чему?.. Никому и ничему. В аллее веселозаиграл солнечный луч, и я невольно улыбнулась. Я и раньше пыталась улыбнуться. Сначала мне казалось невозможным вновьэтому научиться. И все-таки, я тебе говорю, однажды я, против воли,улыбнулась. Я хочу, чтобы и ты тоже все чаще и чаще улыбался, просто так --радуясь хорошей погоде или сознанию, что у тебя впереди какое-то будущее.Да, да, подними голову и улыбнись. **************17 декабря 1899 г. И вот я снова с тобой, дорогой мой Луи. Я -- как сон, не правда ли?Появляюсь, когда мне вздумается, но всегда в нужную минуту, если вокруг всепусто и темно. Я прихожу и ухожу, я совсем близко, но ко мне нельзяприкоснуться. Я не чувствую себя несчастной. Ко мне вернулась бодрость, потому чтокаждый день наступает утро и, как всегда, сменяются времена года. Солнцесияет так ласково, хочется ему довериться, и даже обыкновенный дневной светполон благожелательности. Представь себе, я недавно танцевала! Я часто смеюсь. Сперва я замечала,что вот мне стало смешно, а теперь уж и не перечесть, сколько раз ясмеялась. Вчера было гулянье. На закате солнца всюду теснились толпы нарядныхлюдей. Пестро, красиво, похоже на цветник. И среди такого множествадовольных людей я почувствовала себя счастливой. Я пишу тебе, чтоб рассказать обо всем этом; а также и о том, что отнынея обратилась в новую веру -- я исповедую самоотверженную любовь к тебе. Мы стобой как-то рассуждали о самоотверженности в любви, не очень-то хорошопонимая ее... Помолимся же вместе о том, чтобы всем сердцем в нее поверить. **************6 июля 1904 г. Годы проходят! Одиннадцать лет! Я уезжала далеко, вернулась и вновьсобираюсь уехать. У тебя, конечно, свой дом, дорогой мой Луи, ведь ты теперь совсемвзрослый и, конечно, обзавелся семьей, для которой ты так много значишь. А ты сам, какой ты стал? Я представляю себе, что лицо у тебя пополнело,плечи стали шире, а седых волос, должно быть, еще немного и, уж наверное,как прежде, твое лицо все озаряется, когда улыбка вот-вот тронет твои губы. А я? Не стану описывать тебе, как я переменилась, превратившись встарую женщину. Старую! Женщины стареют раньше мужчин, и, будь я рядом стобою, я выглядела бы твоей матерью -- и по наружности, и по тому выражениюглаз, с каким бы я смотрела на тебя. Видишь, как мы были правы, расставшись вовремя. Теперь уж мыперестрадали, успокоились, и сейчас мое письмо, которое ты, конечно, узналпо почерку на конверте, явилось для тебя почти развлечением. **************25 сентября 1893 г. Мой дорогой Луи! Вот уже двадцать лет, как мы расстались... И вот уже двадцать лет, какменя нет в живых, дорогой мой. Если ты жив и прочтешь это письмо, котороеперешлют тебе верные и почтительные руки,-- те, что в течение многих летпересылали тебе мои предыдущие письма, ты простишь мне,-- если ты еще незабыл меня,-- простишь, что я покончила с собой на другой же день посленашей разлуки. Я не могла, я не умела жить без тебя. Мы вчера расстались с тобой. Посмотри хорошенько на дату -- в началеписьма. Ты, конечно, не обратил на нее внимания. Ведь это вчера мы впоследний раз были с тобою в нашей комнате и ты, зарывшись головой вподушки, рыдал как ребенок беспомощный перед страшным своим горем. Этовчера, когда в полуоткрытое окно заглянула ночь, твои слезы, которых я ужене могла видеть, катились по моим рукам. Это вчера ты кричал от боли ижаловался, а я, собрав все свои силы, крепилась и молчала. А сегодня, сидя за нашим столом, окруженная нашими вещами, в нашемпрелестном уголке, я пишу те четыре письма, которые ты должен получить с'большими промежутками. Дописываю последнее письмо, а затем наступит конец. Сегодня вечером я дам самые точные распоряжения о том, чтобы мои письмадоставили тебе в те числа, которые на них указаны, а также приму меры ктому, чтобы меня не могли разыскать. Затем я уйду из жизни. Незачем рассказывать тебе -- как: всеподробности этого отвратительного действия неуместны. Они могли бы причинитьтебе боль, даже по прошествии стольких лет. Важно то, что мне удалось оторвать тебя от себя самой и сделать этоосторожно и ласково, не ранив тебя. Я хочу и дальше заботиться о тебе, а дляэтого я должна жить и после моей смерти. Разрыва не будет, ты бы его,возможно, и не перенес, ведь тебе все огорчения причиняют такую острую боль.Я буду возвращаться к тебе,-- не слишком часто, чтобы понемногу мой образизгладился из твоей памяти, и не слишком редко, чтоб избавить тебя отненужных страданий. А когда ты узнаешь от меня самой всю правду, пройдетстолько лет (а ведь время помогает Мне), что ты уже почти не сможешь понять,что значила бы для тебя моя смерть. Луи, родной мой, сегодняшний наш последний разговор кажется мнекаким-то зловещим чудом. Сегодня мы говорим очень тихо, почти неслышно,-- уж очень мы далекидруг от друга, ведь я существую только в тебе, а ты уже забыл меня. Сегоднязначение слова сейчас для той, которая его пишет и шепчет, совсем иное, чемдля того, кто будет читать это еловой тихо произнесет "сейчас". Сейчас, преодолев такое громадное расстояние во времени, преодолеввечность -- пусть это покажется нелепым,--сейчас я целую тебя, как прежде.Вот и все... Больше я ничего не прибавлю, потому что боюсь стать печальной,а значит, злой и потому, что не решаюсь признаться тебе в тех сумасшедшихмечтах, которые неизбежны, когда любишь и когда любовь огромна, а нежностьбеспредельна.