ТОНКИЕ РАСЧЕТЫ или один день из жизни АРИСТОКРАТОВ

ТОНКИЕ РАСЧЕТЫ или один день из жизни АРИСТОКРАТОВ (исторический роман с глубоко психологическим сюжетом и эмоциональными сценами) Действующие лица: Князь де Лошако, Чапай Княгиня де Лошако, Бурра-Тина Сын: Бабан де Лошако Принцесса: Гюльчохра (дочь) Королевская династия: Попыску, Трактор ХХЃ Слуги: Гоги, Вано, Агамемнон, Евграфий, Толян. Друзья семьи: Граф фон Шизик Графиня фон Шизик Герцог Колупайло Герцогиня Колупайло Герцоненок Колупайло Барон фон Граммофон Маркиз де Бульон Действие происходит в Париже (столице Лондона) ЗОВЯСКА! 22 числа месяца июля года 1580 князь Чапай де Лошако 40-ка лет от роду проснулся в своей просторной спальне, украшенной по собственному вкусу князя розовыми обоями в крупные синие цветы. На окнах висели изящнейшие кружевные занавески с бахромой. Огромная кровать под желтым балдахином занимала добрую четверть комнаты. Великолепные кресла в стиле Людовика 16 занимали 3 угла в комнате, в четвертом углу стоял радиоприёмник, а пустые места между кроватью, креслами и приёмником занимали огромные фарфоровые вазы знаменитого мастера Пабло Пикассо. Несмотря на свой возраст, князь выглядел очень молодо, его черные усы были лихо закручены вверх, а глаза все еще выглядывали из-под густых аристократических бровей. Князь был очень благороден, вся его фигура дышала его древним происхождением – фамилия де Лошако происходила от американских ковбоев – скотоводов. Чапай де Лошако, о котором мы говорим, был восьмым поколением в этой семье. Они эмигрировали из Америки совсем недавно, во время забастовок рабочих на фабрике Форда. Князь натянул пеньюар и вызвал своего слугу. Тот появился, держа в руках поднос с традиционным американским блюдом – борщом с пампушками. Редкий американец не ест этого на завтрак, а Чапай считался в кругах высшего света Парижа чистокровным американцем. - Что моя супруга? Она уже встала? – спросил князь слугу. Голос его был мягок и приятен. Чарующие вибрации его звучания завораживали любого, кто его слышал, вот и сейчас слуга замер на месте и опомнился лишь когда князь топнул ногой и попал на любимую мозоль слуги. Yes, sir, - ответил слуга по-французски. Этот нахал не признавал родного княжьего языка и Чапаю приходилось каждый день терпеть этот ужасный французский. – Ich bien naturel der mama fon terrible mon dio per como. Согласись, дорогой читатель, ужасное зрелище для наших ушей. - Вано, попроси госпожу зайти ко мне. Мне надо поговорить с ней об очень секретном деле, - попросил князь слугу, и тот гордо ушел. - Ах, как ужасно иметь слугу – француза! – простонал князь и откинулся на подушки. - Мон шер, вы звали меня? – заглянула в комнату княгиня де Лошако. - Да, honey! Проходите и садитесь. Я хочу поговорить с вами насчет нашего сына. Сегодня ему исполняется 20 лет, он становится совершеннолетним, а поскольку он единственный наш наследник, мы должны все свое имущество оставить ему. - Но дорогой, что Бабанчик будет делать с моими сережками и колье? – воскликнула Бурра-Тина с испугом и её большие выпуклые глаза расширились. - Ах! Это не имеет никакого значения – ведь главное, что мы с вами встретили друг друга 15 лет назад и он у нас родился, ведь правда, дорогая? Княгиня резко поднялась, опрокинув 2 стула и радиоприемник одновременно, и подбежала к окну: она была в сильнейшем волнении. - Вот наилучшая возможность объясниться с Вами, о муж мой! – произнесла она дрожащим басом (т. к. с детства страдала от своего низкого голоса и всегда старалась говорить немного выше; однажды даже один из прекраснейших придворных поэтов того времени – Маяковский – назвал ее соловьем, что повергло ее сиятельство в наисильнейшее смущение по сему незначительному, казалось бы, поводу). Но мы отвлеклись от темы нашей, коия интересует нас наиболее всего иного. Итак: - Да, - сказала княгиня, волнуясь все более по мере того, как говорила дальше, - я давно должна была объясниться с Вами, но, смелостию не блистая, я не решалась на это, ибо… Но к чему я все это говорю! Я недостойна того, чтобы отнимать Ваше внимание, я падшая женщина! Когда-то, много лет назад, когда мы встретились и полюбили друг друга (ибо я всегда любили Вас всем сердцем!), я не решилась сказать Вам это: я согрешила. Да, я виновата перед Вами и Богом: Вы не были моим первым мужем! До Вас я уже была замужем, но потом он умер, и я стала Вашей супругой, скрыв от Вас сей позорный факт своей жизни. В этот момент, столь накаленный, что, казалось, искра могла вызвать пожар – ибо ничто так не накаляет воздух, как только что раскрытые тайны, скрываемые много лет, - вошел слуга. - Господа, не беспокойтесь, я зашел только поздороваться. Я пришел с рынка и принес селедку, молоко и огурцы к обеду. - Ах, Гоги, когда – же ты успел?! Я сама хотела сходить на рынок – ты же вечно переплачиваешь! Ты разоришь нас, - воскликнула княгиня Бурра – Тина в праведнейшем гневе. - К тому же, я хотела купить нашему сыну тампакс – он так его любит перед сном! А ты, конечно, забыл?! - О, княгиня! Простите меня, ради Бога – я не виноват, это все Агамемнон, наш дворецкий, тот самый, который работает у нас уже 25 лет, он надоумил меня так предать Вас. Не ссылайте меня в Сибирь, на золотые прииски, я все отработаю, только не отсылайте, - он бросился целовать кружевные занавески и радиоприемник, не смея позволить себе большее – ведь он был всего лишь слугой и, тем более, любовником княгини. То, что он был кормилицей княжеского сына, никак не возвышало его в глазах других слуг и не давало никаких привилегий. - Уйди поскорее, нехороший! – грозно сказал князь, вскинув голову и уперши руки с двух сторон талии. Слуга с плачем поспешно удалился. Князь подошел к княгине, опустился на одно колено и сказал, сморкаясь в ее подол: "Жена! Я прощаю тебя, ибо, хоть ты и согрешила смертно предо мной, ты искупила этот грех, поджарив мне моего родного сына и признав предо мной свою вину!" Но, дорогой читатель, оставим их наедине в этот миг, ибо из того, что они скажут и сделают в следующие полчаса, т ничего не поймешь, т. к. слишком туп для этого, увы. Но мы еще ни слова не сказали о княгине. Она была изысканна и прекрасна. При своем среднем росте – около 30 унций, она весила 5 футов, 20 дюймов, что есть самой лучшей пропорцией для дамы нашего века. Она происходила из знатной семьи дворника (это в Гаити самая главная должность после короля). Она была блондинкой с черными как ночь глазами, как уже было сказано выше – выпуклой формы, приятным рельефом выделявшихся на ее милом добром лице истинной дочери Востока. У княгини был прекрасный вкус и, не признавая резких цветовых контрастов, она одевалась только в пастельные тона: желтый с серым, красный с синим, зеленый с красным – вот сочетания, которые она более всех остальных любила и носила. Супруги страстно любили друг друга и даже иногда дарили друг другу какие – то сувениры – цветы, талисманы из акульих зубов и т. д. Но их объединяла не только эта любовь, не имеющая равных в этом бренном мире глупых страстей. Их объединяла страшная тайна! Дело в том, что Бабан де Лошако был не единственным их ребенком. Первым их ребенком была девочка, украденная какими – то злыми, ничтожными, гнусными, нехорошими личностями, пожелавшими остаться неизвестными. Долго страдала и плакала княгиня, которая едва оправилась после тяжелых родов. Князь, как мог, утешал супругу, он даже пообещал подарить ей лошадь, чтобы она успокоилась, даже подарил ей свою любимую подушечку, вышитую собственными руками. Но безутешная Бурра не оценила жертвы князя и продолжала по ночам сотрясать потолки спальни криками и плачем. И тогда князь пошел на последнюю жертву, и уже через 9 месяцев княгиня с нежным выражением лица баюкала в люльке нового ребенка – это и был Бабан – единственный наследник княжеского имущества. Итак, дорогой читатель, вернемся же к нашим достойным героям и проследим за их действиями. Княгиня отправилась вниз к слугам, чтобы отдать распоряжения насчет праздничного ужина в честь дня рождения возлюбленного их сына. Князь же облачился в лучшую свою тельняшку и отправился в редакцию газеты "Документы и пакты" и заказал великолепную, по мнению всех сотрудников редакции, заметку. В заметке говорилось: "С днем рождения! Дорогой Сын! Поздравляю!" Не правда ли, читатель, князь отличался редчайшим красноречием и эрудированностью? После этого главный редактор уже от себя добавил пару слов о том, что у родовитого князя де Лошако сын стал совершеннолетним и вступил в права наследства, как единственный их сын. Потом князь заглянул в паб и выпил чашечку – другую кофе, закусил вареным луком, а на десерт съел несколько соленых огурцов. Одновременно с этим он вел беседу с несколькими своими знакомыми – тоже известными типами – мусорщиком, бомжом Аркадием и трубочистом Витольдом Цезарем. Это были почтенные в городе люди. За этим занятием князя нашла жена и потащила его покупать подарок сыну. На примете у них было 2 подарка: морской бинокль или прелестная кукла, которая умела закрывать глаза и говорить "мама" милым приятным фальцетом. Тайным голосованием с преобладанием в один голос победила кукла – бинокль не получил ни одного голоса, ибо князь воздержался, решив, что их сыну опасно покупать такие дорогие и хрупкие вещи. Как видишь, возлюбленный мой читатель, ко всем своим достоинствам князь был еще и экономен. Заплатив за покупку 5 монгольских тугриков – самую ходовую монету в Париже 16 – го века, княгиня попросила завернуть подарок в ярко – красную шелестящую бумагу и обвязать синим в желтый горошек бантиком. Она заранее предвкушала, как любимый Бабанчик будет потом забавляться шелестом бумаги и привязывать бантик на хвост кухаркиной кошки. ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ В семействе де Лошако наступил вечер. Стали сходиться гости. Первым пришел граф фон Шизик со своей августейшей супругой. Они подарили имениннику набор иголок для вышивания и шоколадку "Сникерс". Набору больше обрадовался Чапай де Лошако – большой любитель вышивания и резни по дереву. А шоколадку "Сникерс" тайком сьел Гоги, спрятавшись в чулане от Вано и Толяна и закрыв дверь на швабру. Остальные гости ничего не подарили, потому что их не приглашали. Но это не помешало им прийти и, вытеснив Бабана из дедушкиного кресла, где он восседал по случаю праздника, занять лучшие места, с шумом рассаживаясь по стульям. С помощью слуг (исключая, конечно, Гоги, ибо он, как ты помнишь, читатель, сидел в чулане и наглым образом ел шоколадку) гостей водворили на подобающие им по рангам места. Так, герцог Колупайло с семьей восседали в креслах, принесенных по такому случаю из спальни князя; граф фон Шизик с супругой сидел на стульях, а барон фон Граммофон – на табуретке. Остальные гости были размещены таким же образом. Вечер проходил весело. Мужчины говорили о политике, а женщины о погоде. Бабан (именинник) и герцоненок Колупайло играли в войну горохом и картошкой, а также топили вражеские корабли (сухарики) в тарелках с бульоном. Словом, вечер удался на славу. Вдруг, в тот самый момент, когда маркиз де Бульон описывал положение в Афганистане, дверь в столовую с шумом распахнулась и на пороге появился окровавленнЄй слуга Евграфий. - Идет… - прошептал он хрипящим шепотом. - Что идет? – взвизгнула княгиня де Лошако. - Смерть идет… - гробовым голосом произнес Евграфия и рухнул в горящий камин, где его тело сразу же начало корчиться и постепенно истлело. Поднялся страшный переполох. Женщины с воплями бегали по столовой взад – вперед, а мужчины кричали: "Спокойствие! Это досадное недоразумение!" Тут в коридоре послышались чьи – то тяжелые шаги. Все умолкли. В дверях появился мужчина со страшным лицом, в черной шляпе. Вместо одной кисти руки у него были железные пальцы, заканчивающиеся стальными когтями, с которых капала алая кровь. На плече у него висела бесчувственная девушка. Хотя она была без сознания, Бабан сразу же влюбился в нее и решил сделать ей предложение, когда она очнется. Все молча смотрели на это ужасное зрелище. И только у хозяина дома (а вернее дворца, ибо князь де Лошако жил во дворце) хватило выдержки и самообладания. Недаром он был из ковбоев, потомков мужественных аппачей . Он презрительно посмотрел на незнакомца, отставил одну ногу в сторону и, указывая на пришедшего указательным пальцем правой руки, гневно сказал: - Кто ты, чужеземец, и как смел ты помешать нашему торжественному мероприятию, презренный?! Незнакомец угрюмо оглядел всех присутствующих и глухим голосом произнес: - Я – Фредди Крюгер! Я принес тебе твою дочь. Я случайно узнал, где ее прячут ушедшие на пенсию негодяи, выкрал ее и вернул тебе. Я благороден как орел и хитер как лиса! Хау! - О, честнейший из честнейших! – закричала княгиня и пала к его ногам, целуя его ботинки, - Как ты добр! Как ты могуч! Спасибо тебе! Как я могу отблагодарить тебя?! – спросила она с надеждой в голосе. Крюгер усмехнулся и его страшное лицо стало еще страшней. - Мне ничего не нужно, разве что, - тут его взгляд упал на стол, уставленный яствами, - разве что пожрать чуток, - и он кинулся к столу, бросив девушку на пол. КУЛЬМЫНАЦІЯ И РАЗВЯСКА *** Но, дорогой читатель, если ты полагаешь, что на этом несчастия семьи де Лошако окончились, ты не прав. Ибо они только начались. *** Наступил вечер во дворце. Князь, счастливый, бродил по кабинету и мечтал о том, как он напишет книгу о всех горестях своей никчемной загубленной жизни (кои описаны были выше) и посвятит ее своей дочери. Княгиня в своем будуаре примеряла перед секретером все свои наряды и раздумывала, какие из них дарствовать своей новообретенной дочери, той самой, которую она когда-то потеряла и обрела в этот самый вечер. Бабанчик спал в своей уютной спаленке, переделанной когда-то из комнаты пыток, подостлав под себя шелестящую бумагу, в которую была завернута когда-то кукла, с этой куклой, судорожно зажатой в крохотных рученках. Он был счастлив, ибо наелся гороха, о чем мечтал почти с рождения. *** Но это кажущееся благополучие было только кажущимся. … Зловещие тени, мрачные и ужасные, выползали из всех углов, кашляя и сморкаясь… *** Князю вдруг стало очень страшно. Он быстро зажег все свечи и позвал слуг. Нет, о читатель, он не был трусом, но… Признай, что при таких обстоятельствах, какие сложились в нашем романе, ты бы тоже не сдержал нервенную дрожь. Поэтому, когда слуги пришли, князь попросил их посидеть с ним и поиграть в дурака. Он всегда проигрывал – ибо считал ниже своего достоинства называть дураком кого-то, ниже своего достоинства. Как он был благороден! Нет, в наш век не сыскать такого благородства! Но в тот момент, когда князь проигрывал уже в третий раз, вбежала княгиня, трепеща всеми телесами своими и, взмахнув руками, подобно белой птице, опустилась на пол. Громкий стон сполз с ее прекрасных алых губ, которые были прекрасной совершенной формы. - О, князь! О, муж мой! О, слуги мои! Ужасные тени подступают со всех сторон! Они чихают и сморкаются на меня! Их ужасные кашель преследует меня везде! Я не могу больше так жить! – она вскочила и побежала к окну, сметая мебель в своем благородном порыве. Но князь, рискуя носом, перехватил ее на пути к цели. *** - Вы должны жить, слышите, Вы должны жить – ради меня, ради наших детей! При упоминании о детях глаза княгини расширились, и она, вырвавшись из нежных рук князя, побежала в комнату к сыну, крича о чем-то нечленораздельно. Она была прекрасна в своей заботе о детях! Вбежав в комнату в Бабану де Лошако, она схватила его на руки, прижала к сердцу и побежала к окну. О ужас! Оно было открыто! *** Но что это за светлая тень, дорогой читатель?! Она подлетела к окну с улицы и закрыла его как раз перед княгиней, да так ловко, что княгиня, ударившись о раму Бабаном, упала без чувств на велосипед Бабана. *** Подбежавший в скором времени князь узнал в тени, реющей за окном, дух своей вновь обретенной дочери. - О, дочь моя! – воскликнул он медленно. – Что случилось с тобой и почему ты так светла и прозрачна? - Отец! Я не дочь твоя больше. Я недостойна этого, ибо меня украли у тебя сразу после моего рождения. Это означает, что я плохая. Я не могла жить с нечистой совестью и поэтому утопилась в этом колодце, который стоит в углу двора. Прощай! И тень, плавно размахивая руками, удалилась. - О, горемычный я и несчастный! – вскричал князь и, закрыв глаза рукой, бросился прочь из комнаты – цель его была ясна всем – он устремился к злополучному колодцу в надежде вытащить бездыханное тело дочери, которая была украдена сразу после рождения и которую они обрели сегодня вечером. Но нет! Увы, колодец был слишком глубок для его коротких рученок. И тщетно князь вглядывался в ужасающую бездну колодца – мрачные воды похоронили юное тело навеки… Обессиленного князя слуги отнесли в спальню, зажгла все свечи и положили Чапаю на лоб холодный компресс. Но на этом роковая ночь еще не закончилась. Когда князь уже начал засыпать, тишину пронзил леденящий душу крик, а затем князь услышал топот ног, который затих у двери его спальни. Бледная, как смерть, вошла Бурра-Тина в комнату, держа на руках неподвижного Бабана. Казалось, молодой человек крепко спал. - Посмотри! Посмотри, что он сделал с собой – взвыла княгиня с выпученными от ужаса глазами, громко стеная и катаясь по полу в истерике. Чапай сбросил со лба компресс и бросился к распростертому на полу сыну. Тот не подавал никаких признаков жизни, а в руке у него был зажат клочок бумаги. Князь де Лошако развернул бумажку и прочел: "О, мать моя! О, отец мой! Я влюбился. Окончательно и безнадежно. Я не вижу жизни без своей возлюбленной. А т.к. я не могу обладать ею, ибо она моя сестра (которую украли после рождения, а мы обрели сегодня вечером), то я решил умереть. Сейчас я проглочу эту отраву для крыс, которую я выпросил у Толяна послу ужина; запью ее уксусом и уйду туда, откуда нет возврата. Прощайте, будьте счастливы. P.S. Мам, а у папы есть любовница. Да, да!" Прочитав все это, князь упал рядом с женой, но она сразу же вскочила с горящими глазами и вскричала: - Не смей приближаться ко мне, ты, гнусный развратник! Из-за твоей постыдной похоти погиб наш сын. Из-за тебя погибну и я! Князь не успел ее удержать, и она бросилась к столу, где князь держал инструменты. Порывшись там минут пять и не найдя ничего другого, Бурра-Тина вытащила напильник и вонзила его в свое тело, едва прикрытое телогрейкой, которая сразу же обагрилась кровью. - Ах, какая актриса умирает во мне! – закричала княгиня и, упав на пол, испустила дух. Князь поднялся с пола и огляделся вокруг. Его отчаяние было на грани безумия. - Всюду смерть, разруха, - прошептал князь, - все ушли из моей жизни. Уйду и я. Он бросился к окну, столкнув при этом подсвечник. Его крик замер внизу. Князя не стало… …Свечи упали на пол и подожгли ковер. По ковру огонь добрался до кресел и стен, а потом перебрался и в другие комнаты. Дом горел долго. И долго еще испуганные прохожие наблюдали метающиеся в огне тени слуг. А когда занялась заря, то первые капли росы заблестели на тлеющих обломках дома. Из находившихся этой ночью в доме людей не уцелел никто. Так пришел конец блистательному семейству де Лошако. КОНЕЦ. THE END.